5 июня 2015 ГОДА
Интервью с художником-графиком Mila Sketch
Беседу вела: Ксения Пшеничная
Mila Sketch – художник, изобретатель, неутомимый фантазёр и активная девушка, вдохновленная эстетикой американского индустриального духа, мечтающая плавать с китами, пронизанная чувственностью поэзии серебряного века и запахом весеннего начала – беседовала со мной в Петербурге перед своим участием в ХХVI Международном марафоне «Белые ночи».

Мила работает в стиле Dote Art, особое внимание уделяет деталям, через них она видит и показывает единое целое в каждой своей работе. Начиная рисовать, она не знает, куда приведет её собственная рука.
~
— Давай познакомимся. Ты график или называешь себя как-то иначе?
Да, художник-график, чаще всего я себя так позиционирую.
— Ты пишешь все время в чёрно-белом?
Я сейчас хочу отойти от черно-белого и добавить цвета. К тому же чувствую, что пора переходить на большой формат и вообще на холст. Уже получается: одна работа уехала в Сан-Диего, а вторую я сейчас заканчиваю. Холст добавляет текстуры, «крупушки», и начинает работать фактура. Сейчас я уезжаю в Штаты и там планирую забахать крупные работы, 3 - 5 метров, там уже толщина линий будет другая. Если почувствую, что нужен цвет, то добавлю. Его будет немного, скорее всего приглушенный. Пастельные тона.
THE WORLD MAP / КАРТА МИРА
Ink/paper / Тушь/бумага, 2007, exibition/выставляется: ROA Gallery (UK, London, 2010)
— А твой собственный мир черно-белый или цветной?
Мой мир очень цветной, как видишь, я в разноцветной одежде, хотя мой любимый цвет серый. Это лучший цвет в плане сочетаний, он создает туманность, зыбкость. Черный и белый тоже, но с ними появляется жесткая граница. А серый - это полярность между ними, нейтральность.
— Зыбкость и туманность тебе ближе, чем четкость?
Ты меня подловила, нет, я очень люблю четкость. Я люблю рисовать так, чтобы были чёткие линии, чтобы всё было подогнано. И я с детства обожаю детализацию.
— А как это было в детстве?
В детстве я рисовала красками, гуашью, заполняла весь лист. Но однажды я увидела какие-то примеры из народного творчества, по типу подносов, где все обводили чёрным. Меня как понесло – я начала все яркие пятна обводить чёрным. И эта жёсткость была к месту, когда я лет в 11-12 рисовала, например, жар-птицу, у которой все яркие пёрышки обведены черной тушью. А потом я стала рисовать пером и начала совсем отходить от цвета. Недавно я разрисовывала зал бокса для нашей чемпионки в Воронеже, рисовала окриком на стене, и мне понравилось. Оформление получилось стрит-артовское. Там фраза была, которая мне запомнилась: сильный не тот, кто побеждает, а тот, кто, падая, встает. Еще был один проект, я расписывала три объекта в арт-пространстве «Это то»: магазинчик керамики, антиквариата и пункт аренды карнавальных костюмов. Я разрисовывала все белое пространство и трубы яркими цветами, добавила своих труб. Идея привязана к пару, пар наверху, в городе, превращается в облака, мы будто смотрим на город снизу вверх. Дороги и дома с одной стороны, а рядом с трубой огромный цепилин, стилизованный под космический корабль. Получается, что мы идем от парового двигателя к нано технологиям.
— Сколько по времени на это у тебя ушло?
75 часов 4 минуты.
— Как происходит момент появления идеи, в процессе или у тебя заранее есть замысел?
Я рисую все без скетча, то есть как рука пойдет. Я это делаю без остановки, и кисть сама выбрасывает. Ты не думаешь и не продумываешь. В этом проекте я отталкивалась от трубы как идеи, поэтому появился цепилин. Трубы очень скучные, хотелось дать им цвета и брутальности.
— Ты чувствуешь, что именно ты владеешь процессом создания, или чаще кто-то или что-то руководит?
Бывает по-разному. Когда начинаешь включать мозг, кажется, что линия пошла не туда, но я говорю себе: «хорош, и поехали дальше». Эта работа с трубами происходила странно, под адский русский хип-хоп со страшной матершиной. Я такую музыку не слушаю, но так случилось. И под этот угар из колонок я 75 часов рисовала. Не знаю, почему, но это было именно то, что нужно. Агрессивные звуки помогали работать быстрее и динамичнее.
— И получилось в духе граффити.
Да, тут маркер и акрил. После этого, когда я дома села работать за формат А3, было трудно.
— И как же ты справилась?
А никак, я отложила и почувствовала, что хочу спать. Но я всегда все заканчиваю, поэтому, конечно, я вернусь.
— Механизмы тебе приходят тоже из головы?
Да, но есть референсы, например, когда нужно рисовать приближенно к реальности, как в случае с трубами, я смотрела фотографии механизмов, заводов. От насмотренности сама рука знает, куда идти и что рисовать.
— А контраст толщины линии используешь?
Я стараюсь в одной линии работать. Иногда меня раздражает контраст линий.
— В твоих работа много урбанизма. Город вдохновляет?
Да. Мне нравится урбанистический стиль, у меня много работ с городом. Тихая речка не вызывает желания броситься рисовать, наоборот, покупаться хочется, на лодке поплавать. Мне динамики не хватает. В Нью-Йорке меня завораживали водособирательные башни. Заглядение! Они очень текстурные: где-то ржавчина пошла, где-то подтекает, отслоилась краска или на ней что- то нарисовали, и так слой за слоем, смотрится очень колоритно.
Фото: Гарри Хеллер / Gary Heller
— Что делать, если рука дрогнет?
Ничего. Мне кажется, так и в жизни. Продолжай, делай вид, что ничего не было. Я делаю, как хочу, и стараюсь не унывать. Наверное, так художник и задуман.
— В твоих работах очень много цветов и оружия, почему?
Мне нравится эстетика старинного оружия, красивые механизмы, резьба, сочетания дерева и металла. Мне нравится детализация. Ширпотреб не люблю.
A FAREWELL TO ARMS / ПРОЩАЙ, ОРУЖИЕ
Permanent ink/paper / Чернила/бумага, 2012
— Что ты думаешь по поводу современного дизайна и дизайна времен резных револьверов? Почему мы восхищаемся той работой? Есть ли разница в труде?
Люди переходят
к аналоговому процессу,
чтобы получить эстетику
и эксклюзивность.
Души хотят.
Мне кажется, что когда в деле участвуют машины, вещь перестает быть уникальной, потому что её штампуют. Это как фарфор ручной росписи и машинной. Там каждый лепесточек на каждой чашке будет другой. Поэтому сейчас открываются студии, где мастера всё делают сами и продают через интернет. Люди переходят к аналоговому процессу, чтобы получить эстетику и эксклюзивность. Души хотят. Как у японцев, чем тщательнее упакован подарок, тем с большим уважением человек относится к тому, кому дарит. Моя знакомая заказала подарок для своей сестры, серёжки, упакованные в коробочку, а коробочка - в испеченный очень красивый кекс, который открывался, как шкатулка. Подруга, с которой мы приехали на марафон в Питер, делает свечи и особенно упаковывает их в веревочки, ниточки, раковинки. То есть от души и своими руками. Сейчас очень много такого появляется. Люди хотят себя как-то развивать.
HANDBAG / СУМКА
Ink/paper / Тушь/бумага, 2011, exibition/выставляется: LA Galleria Pall Mall (UK, London, 2011), sold/продано (in the collection of Elizabeth Mitchell- D'Anna, gallery owner. London, Great Britain)
— Сейчас очень много прямого воздействия на эмоции человека, чтобы спровоцировать тебя на покупку и на продажу. Ты этому противостоишь или подчиняешься?
Меня трудно в том плане пронять. Я редко хочу что-то купить, даже если меня задевает чья-то творческая работа. Обычно я говорю, что автор молодец, постарался, и всё. Я очень критична в этом плане, я и к себе очень критична, мне надо всегда себе доказывать, что всё круто. Хотя я бываю довольна работой, когда что-то быстро или действительно хорошо получается.
— Каков был твой путь к успеху? Как так получилось, что тебя в Воронеже приглашают на главное телевидение, в США у тебя выставки, в Лондоне продаются твои работы?
Смотря, что называть успехом. Например, в Воронеже я не на слуху, меня мало знают. Несмотря на то, что искусство в Воронеже поднимается, открылись ВЦСИ (Воронежский центр современного искусства) и Мариинская гимназия, Михаил Шемякин приехал и поддерживал это событие. Также у нас есть галерея «Хлам», там выставляются Иван Горошков и другие молодые ребята, которые выигрывали в Европе биеннале, они на слуху. Но мне не нравится то, чем они занимаются.
— А ты сама не относишься к современному искусству?
Должна быть работа и то,
что человек хочет этим сказать.
Я считаю, что отношусь, но не к «рабишу». Не в том плане, что это может сделать каждый, а в том, что для меня важны контекст и эстетизм. Важна сама идея, а не желание шокировать людей, содрать большую сумму или задрать нос. Должна быть работа и то, что человек хочет этим сказать. Современное искусство в России нужно очень
долго объяснять.
— Как публика реагирует на твои работы?
Воронеж очень провинциальный. У нас к новым веяниям относятся с опаской, осторожно. Но на выставке «15/30», приуроченной к моему дню рождения и 15 годам прожитым в Воронеже, публика оказалась стильной, а атмосфера приятной. Наливали хорошее вино, работал диджей. Люди чувствовали, что это очень приятно - посмотреть выставку, приобщиться к новому. Я не ожидала, что будет так круто. Меня завалили цветами, дома была целая ванная цветов. Меня раздирали, куратор выставки постоянно разговаривала с публикой, объясняя какие-то моменты. Например, последнее время у меня в работах присутствуют киты, так я приближаюсь к своей мечте поплавать с ними. И представляешь, все работы с китами были куплены. С учетом того, что это были принты, а не оригиналы. Только художники видели эту разницу.
— А почему оригиналов не было?
У меня вообще нет оригиналов. Часть работ куплена, а часть находится в галерее в Сан-Франциско, она там продается. И эти принты были лимитированы, это печать и моя живая подпись с номером тиража. Мы пронумеровали листы, написали названия работ, разместили логотип выставки, мое имя, и добавили список вин, которые подавались на открытии. То есть у нас не было табличек под картинами. Мне очень понравилось, как люди реагировали. Люди находили какие-то свои смыслы в работах, например, одному пекарю понравилась работа «Сумка с Лондонского рынка». Я ждала начала выставки, чтобы и родители мои посмотрели. Я, конечно, их представила и поблагодарила, все им зааплодировали, они засмущались.
THE BAG FROM LONDON'S MARKET / СУМКА С ЛОНДОНСКОГО РЫНКА
Permanent ink/paper / Чернила/бумага, 2014
— Как прошла твоя недавняя поездка в Мурманск? Ты говорила, это событие как-то относится к 30-летнему рубежу.
Я встречалась в Мурманске с Тамарой Ивановной Зуевой, моим педагогом, к которой я пришла в изостудию 20 лет назад. Главное моё удивление было в том, что она выглядела точно также, как я её помню. Я все думала, ну как она могла за 20 лет измениться, если она тогда уже в возрасте была. Прихожу, а она ни капельки не изменилась. И тут ты понимаешь,что когда человек занимается своим, любимым делом, то он не меняется.
— Почему, как ты думаешь?
Я думаю, потому что нет такого стресса. Хотя, возможно, есть немного, но удовлетворения больше. Нет искания смысла жизни, ты уже понял, что вот оно. Ты занимаешься делом, и на другое твоя энергия не расходуется. Когда мы с ней увиделись, то она меня не вспомнила. Но мы засели болтать, и она нашла какие-то схожие ноты моих работ и работ одного финского художника. Она показала мне несколько публикаций в журналах. Тоже графика и города. Она не ожидала увидеть такую детализацию и много мыслей в моих работах. Она оценила. А я приехала сказать ей спасибо.
МУРМАНСК
Т.М. Зуева
— Как ты относишься к критике?
Хорошо, но главное, чтобы она была обоснованной, обдуманной, потому что есть люди, которым просто не нравится, это дело вкуса. Я недавно читала о себе пост где-то, и там одна барышня написала в комментариях «ничего интересного». Ей там отвечали про детализацию, а она говорила «спасибо за усердие, а так ничего я, дескать, не вижу». Это меня задело, и я пошла еще поработать.
— То есть если задевает, то ты идешь работать?
Да, потому что понимаю, что надо сделать еще круче. Я не впадаю в апатию и не задираю нос. Наоборот надо поработать. Больше усердия, больше внимания. Хотя в этом году я, например, мало работала, хотя все время была чем-то занята. Это значит, я либо распыляюсь на какие-то дела, либо мне не нравится то, чем я занимаюсь, то, что я рисую.
— Что тебя вдохновляет во время усталости? Что возвращает к жизни?
Меня вдохновляют люди. Это мой главный мотиватор. Смотришь и думаешь: «вот молодец, смог», то есть ты видишь, что обычные люди могут очень многого достичь. Например, моя подруга Джулия - сомелье, работает по 17 часов, при этом успевает тренироваться, она меня замотивировала на марафон. Она бегает марафоны раз в год и чудесно себя чувствует. Через неё я познакомилась с миром вина, она подбирает его под настроение, под ужин. И правильное количество правильного вина снимает всю усталость от перелетов и дорог, например. Это очень похоже на старое оружие, о котором мы говорили. Здесь все переплетается. Это не просто так сделано, это для наслаждения, чтобы понять, что жизнь вообще-то прекрасна.
SOMMELIER'S HEART / СЕРДЦЕ СОМЕЛЬЕ
Ink/paper / Тушь/бумага, 2015
WRENCH / ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ
Ink/paper / Тушь/бумага, 2015

Участвует в Austin EastAustinStudioTour
— А жизнь прекрасна?
Без сомнений! Конечно.
— Что делать тому, кто думает, что она ужасна?
В первую очередь перестать париться о том, что жизнь какая-то не такая, как хотелось бы. Забыть о себе на какой-то момент, отпустить эту ситуацию, посмотреть на других, ни с кем себя не сравнивать. Помоги кому-нибудь, сделай доброе дело, пусть тебе скажут спасибо. Ты почувствуешь свою важность в этом мире. Или сделай что-нибудь безвозмездно. Выкорми дикую пострадавшую утку, возьми котенка.
— А стихи помогают?
Бесспортно. Этой зимой у меня был лирическо-романтический период, в голове всплывали стихи, которые я учила в школе. «Сочинил же какой-то бездельник, что бывает любовь на земле...» И я говорила своей собаке: «Рассел, ты слышал?» Мы с ним всё время беседуем. Я вообще люблю быть одна. Не смотря на то, что меня вдохновляют люди. Парадокс.
— А что ты делаешь одна? Почему такой кайф?
Во-первых, я выдыхаю от людей. Я еще не особо научилась контролировать свою энергоотдачу, потому что я обожаю отдавать людям свою энергию. А потом я чувствую обезвоживание, потому что я могу говорить без остановки, уделять всем внимание. А одной мне никогда не скучно. Я себя занимаю книгой, рисованием, планированием на завтра. Я постоянно творю. Можно продуктивно поспать, можно надумать себе сон, и он приснится. Я с детства привыкла быть сама с собой. Я говорю с собой вслух. В 14 лет я писала стихи, больные и любовные. В Воронеже мы ходили в филармонию, народная артистка Гаврилова читала поэзию серебряного века. Я вообще люблю этот период.
— Кто у тебя любимый автор?
У меня все время разделение между Ахматовой и Цветаевой. К Ахматовой у меня отношение, как к царице, с большим уважением и с какой-то грустью. Иногда Цветаевой хочется почему-то по щекам надавать, а иногда хочется её прижать и приголубить. Последная ужасная вещь, которую я читала, это дневник Мура. Меня он так поразил, что во время чтения возник такой монолог: «Да ты что? Как ты смел..?» Я очень близко это все воспринимаю. Есть такие поэты, которые вызывают чувство, как будто ты с ним знаком лично. Гаврилова читала Блока, с переживанием, с перепадами тона. Была живая музыка: рояль и скрипка. Она рассказывала истории из жизни поэтов. Мне понравилось история о том, как Блок нашел нашел старые завядшие любовные письма своей юности и сказал: «Вот что осталось от нашей любви. Горстка мусора». И мне это очень понравилось, потому что это действительно так.
— Как ты относишься к старым вещам? Они тебя волнуют или ты воспринимаешь их как опыт?
Нет, не задевают. Я стараюсь идти дальше и не зацикливаться. Папа мне недавно принес коробку с моими школьными дневниками, я открыла её и с ужасом закрыла, там только депрессняк. Нечего смотреть назад, надо пользу выносить и все. Лишнее я выкидываю. Если отношения заканчиваются как-то драматически, главное перейти грань от ненависти к равнодушию, и всё становится идеально, потому что, как говорил мыслитель: «Не бойся бесстрашных тиранов, а бойся равнодушных, потому что с их позволения на земле случаются самые страшные войны». Равнодушие - страшное чувство, я его боюсь. Я бываю равнодушна, и это сродни наказанию.
— Существует ли глупость?
Абсолютно, и она меня бесит. Бывает, смотришь на человека и награждаешь его лучшими чертами. Когда-то со мной работала темноволосая девчонка с большими глазами, я думала, что она интересная, хотела с ней пообщаться. Мы познакомились на вечеринке, и я не могла от неё отвязаться, она оказалась такой тупой! Она не знала, что сказать, и это не было наивностью, наигранностью, у нее действительно не было своего мнения. Вот я теперь понимаю, что не нужно ожидать ничего ни от кого, чтобы не было разочарования.
— Есть что-то, что ты терпеть не можешь в людях?
Я не люблю нудных и ленивых. Есть лень как философия, в «Обломове», например. А есть те, которые ничего не делают и всего хотят, но при этом ленятся и высказывают недовольство. Вот тут мне хочется взять базуку. Сделай дело, а потом уже говори. Эти черты меня бесят. Мне как перфекционисту, которому все время надо выше и выше, хочется от этого держаться подальше.
— Каких черт в художнике больше: мужских или женских?
В художнике больше мужского, мне кажется. Почему? Потому что он по жизни какой-то фантазёр и путешественник, как Гекльберри Финн или Том Сойер. Авантюрность и вседозволенность. У классических женщин все-таки все иначе.
— А классическая женщина – это какая?
Если мы берем наш быт, нашу российскую действительность, то это непредставление себя без мужчины, ей нужно выйти замуж и нарожать детей, это дело её жизни. Для меня идеальная женщина – это Скарлетт Охара, она слабая, но при этом очень сильная. Она красива и изящна, но при этом не боится труда. Она верит в лучшее и стремится вперёд. Эта страсть к жизни в женщине будоражит других. А вот классическую женщина, которую наше государство продвигает, я не могу терпеть. Вот пример: на вечеринку в Нью- Йорке приехала руская пара. Мы разговорились, дошли до её роли в жизни, и я тут слышу: «Я жена. Я всё для мужа. Развлекать его и так далее». И искусственно смеется. Это даже не арабские жены, которые говорят, что мой муж лучше всех. Тут бестолковость и скука.
MERILYN MONROE'S
HANDBAG / СУМКА МЕРЛИН МОНРО
Ink/paper / Тушь/бумага, 2012
— То есть ты ценишь независимую женщину, у которой есть свое я?
Да, сильную женщину. Они меня вдохновляют.
— А как ты относишься к женщине серебряного века?
Верность, стойкость женщин, перенесших страшные времена, вызывают у меня уважение. В поэзии Цветаевой видно, какой девчушкой она была, и как время её скрутило. Я недавно перечитывала письмо к Родзевичу, я сейчас влюблена и счастлива, поэтому на меня сильно действуют такие красивые вещи. У меня был долгий период нелюбви, надо было его прожить. Поэзия лечит.
MEMORIES / ВОСПОМИНАНИЯ
Ink/paper / Тушь/бумага, 2009
— Ты не застреваешь в этих плохих ощущениях?
Стараюсь не застревать. Это работа над собой. Я иду заниматься спортом и вытряхиваю их из себя. Но есть способ лучше: начитываться стихов серебряного века, больных и кровоточащих. Тогда начинается процесс любования чувствами и боль становится положительной
— Действует ли на тебя природа?
Мне нравятся запахи и небо. Я очень люблю кучевые облака, могу часами на них смотреть. Я люблю летать. Недавно мы летели на маленьком самолете в Дастин, и я видела растущую стену из облаков контрастных цветов, как-будто её кто-то прочертил. Было необъяснимое чувство тревоги и восторга, как на весеннем или осеннем ветру, предчувствие чего-то. Или, например, сегодня запах шампуня перенес меня в мой седьмой класс, когда я ходила на лёгкую атлетику. Взрослые девочки пользовались модными дезодорантами- балончиками, и для нас это было круто. Запахи меня куда-то возвращают.
— У тебя есть любимый запах?
Есть. Вот кошка окотилась и лежит на сеновале. Запах теплого сена, молока, шерсти меня волнует и успокаивает. Мне кажется, у нежности тоже есть какой-то такой запах.
— А твои работы и творчество чем-то пахнут?
Хороший вопрос. Моя работа «Кит в березовой роще» пахнет свежестью, когда березовые, еще липкие листочки распускаются. Есть работы, которые, как мне кажется, пахнут сухим морским песком. Для меня важна тактильность. Я задумала делать работы на старых, покрашенных досках. На белом дереве, которое долго было в море и просолилось, потом его выбросило на берег, оно высушилось, стало легче и глаже. Я попробую реализовать это в Штатах. Там много разного, выжженного солнцем.
BLUE WHALE IN THE BIRTH GROVE /
КИТ В БЕРЁЗОВОЙ РОЩЕ
Watercolour/ink/paper / Акварель/тушь/бумага, 2015
— Мурманск, Воронеж, Москва, сейчас мы говорим с тобой в Перебурге, где ты бежишь марафон под номером 2773, а дальше ты планируешь переезд в Техас. Почему не в Нью-Йорк? И вообще зачем?
ХХVI Международный марафон «Белые ночи»
Родители мне говорили: «вырастешь – уезжай из этой страны». Ну вот я выросла и уезжаю. Я росла на этой Америке, я интуитивно знаю, какой штат показывают, когда смотрю кино. Я могла и раньше уехать, во время учебы. Когда я в первые оказалась в Штатах, у меня не было ни удивления, ни восторга, я почувствовала себя спокойно. И я когда вернулась в Россию, то не почувствовала разницы, было так же спокойно. Но мне захотелось находиться в скоплении людей. В Штатах кажется, что это страна старшего поколения: ты самодостаточен, реализован, знаешь, что везде можешь построить свою империю. У меня нет агрессии или обиды на нашу страну.

Я не считаю, что у нас плохо, а там лучше. Я люблю Россию, тут колоритно. Но меня угнетают конфликты, я вспыльчива, и с этим надо работать.
— Ты оберегаешь других людей от собственного гнева?
Ну и себя тоже. Это не приводит ни к чему хорошему. Я плохой стратег и
плохой спорщик. И не люблю учиться.
— Плохо училась в школе?
Да, точные науки сильно страдали, а литература нравилась. Меня зацепила военная проза и тема лагерей. Мой любимый праздник – это 9 мая. Военная тема и тема подвига меня трогают за душу, я могу реветь часами.
— Как ты думаешь, обществу нужны эталоны? У тебя есть тот, на кого ты ориентируешься?
Да, они нужны всегда. Надо стремиться к совершенству. У конкретной личности нет. Мне нравится польский сюрреалист Яцек Йерка. В его работах видны цикличность и детализация. Мне нравится Магритт своей загадкой, а Моне раздражает размытостью и нечеткостью. Но это не эталоны, а скорее примеры экспериментов. Мне нравится артдеко, индустрианализм, например, здание Рокфеллера. Стиль 20-30 годов отражает Америку. Это стремящийся вперед паровоз, начало функционального дизайна, тостеры и другая техника, которая меня завораживает.
CAKE / ПИРОГ
(по мотивам книги Айн Рэнд «Атлант расправил плечи»)
Ink/paper / Тушь/бумага, 2014
— Последние вопросы. Зачем вообще рисовать?
Мне кажется, это потребность моего организма.
Если есть желание рисовать, то оно никуда не денется.
— А зачем это другим людям?
Их отпускает, становится легче. Каждому хочется сказать свое слово, оставить след, хотя они могут и не знать, что говорят. Когда люди приезжают на море, они на песке что-то интуитивно чертят. Стихи не пишутся, они случаются. Тут так же. Если есть желание рисовать, то оно никуда не денется. Одна моя знакомая начала рисовать на пенсии, да как хорошо! Хотя она всю жизнь работала на заводе у станка.
— Зачем нужно объяснять искусство?
Затем, чтобы не было незнания и восклицаний, что «это ерунда»! Когда человеку объяснишь, он может поспорить или согласиться, но он подумает над этим, а не бездумно отмахнется.
LONDON
ЛОНДОН
Watercolour/
permanent-ink/paper,
Акварель/чернила/бумага
2014
— Что такое живой человек и что такое живое восприятие?
Человек умирает, когда в нём возникает безразличие. Если в человеке есть жажда жизни, он всегда будет стремиться, хотя бы к малому. Живое восприятие — это восприятие яркое и чувственное.
— А искусство – это родник?
Конечно! Бесспорно! Человек даже может не знать, что рядом родник. Например, он может сидеть на стуле, который кто-то изобрел. И это тоже искусство.
— А ты больше художник или изобретатель?
Я хочу быть и тем и другим. В любом случае я фантазирую – это точно.
Новости художника Mila Sketch
Сейчас Мила активно живёт свою творческую жизнь на просторах США. Стихия американских городов, которой пронизано её творчество, приняла художника и дала возможность для нового этапа. Работы Милы можно увидеть на ее сайте. Совсем недавно она была принята в союз уличных художников (граффити) SpraTx. 7 января 2016 года состоится её персональная выставка «Heart/Wrench», Seattle, Axis Pioneer Square Gallery.
Другие интервью, которые могут быть Вам интересны: