февраль 2019
Интервью с театральным режиссером Павлом Урсулом
Беседу вела Мария Ицкова
Вёрстка Катерины Вендилло
Фото Наталии Киселевой
7 февраля в «Театре Луны» состоялась премьера спектакля «Солнышко мое» в постановке режиссера Павла Урсула.

В преддверии премьеры мы поговорили с Павлом, чьи работы с успехом идут в «Театре Луны» («Рубиновый вторник», «Жена на бис», «Двое бедных румын, говорящих по-польски»), о муках рождения спектакля, борьбе с нарциссизмом, мате в театре, об отборе актеров и режиссерских "фишках", о всенародном признании и, конечно, о сути нового спектакля.

— Почему Вы выбрали профессию театрального режиссера?
Я влюбился в театр с раннего детства. Помню, когда мне было лет пять, к нам в город приехал с гастролями Ленком. Старшая сестра водила меня на детский спектакль «Бременские музыканты» раз десять! Я выучил его наизусть. Сидя в зрительном зале, тихо проговаривал весь текст вместе с актёрами.

Когда ребенок растет, скажем, в Москве, у него есть выбор. Он может пойти на студию Горького в «Ералаш» или в специализированную киношколу. Я же рос в провинциальном городке, где никаких киностудий не было. А театр был рядом. Была самодеятельность в школе, капустники, пионерский лагерь, со сценой под открытым небом…

Первый спектакль я поставил именно в пионерском лагере в 5 классе. Получил за это почетную грамоту и премию - коробку конфет и торт. Вот тогда я и стал режиссёром. Даже во дворе я чувствовал себя режиссёром, решая, во что мы с друзьями будем играть: в средневековых рыцарей, древних римлян или мушкетёров.
— Вы как-то сказали, что спектакль – будто ребёнок. В связи с этим вопрос: всех ли своих «детей» Вы любите одинаково?
Здесь всё, как в жизни. Кого из детей родители любят больше? Тех, кто младше. Это не означает, что старших они не любят, просто когда дети взрослеют, им требуется всё меньше и меньше родительской заботы, они становятся самостоятельными. Мы стараемся дать им как можно больше, возлагаем надежды, мечтаем, чтобы они выросли умными, красивыми и талантливыми. Но не всегда жизнь детей складывается так, как мы хотели.

В театре происходит нечто подобное. Среди моих спектаклей есть такие,
которые идут уже лет по 20. У каждого своя судьба. В какой-то момент я их
отпускаю в свободное плавание, они начинают жить самостоятельной жизнью.
Некоторыми спектаклями я горжусь, но бывает и такое: прихожу на спектакль и не узнаю его. Неужели этого монстра породил я? Ужас!
— Вы известны зрителю в качестве мастера комедии. Вы действительно предпочитаете работать в этом жанре?
Видимо, кто-то навесил на меня ярлык «мастера комедии». На самом деле это не так. Не мне судить и не мне называть себя «мастером», но, если уж говорить о ярлыках, то я скорее «мастер трагикомедии».

Я по жизни люблю пошутить и посмеяться и, естественно, не могу поставить спектакль без юмора. Но комедия в чистом виде меня не интересует, мне чужд театр, не затрагивающий серьезные темы. Для меня важно не только услышать
зрительский смех, но и увидеть слёзы.
На мой взгляд, жанр трагикомедии наиболее приближен к реальной жизни, в которой очень часто смешное переплетается с трагическим.
— Что для Вас самое сложное в профессии режиссера?
Терпение и смирение. И борьба с себялюбием окружающих тебя людей. Если точнее, артистов. Несложно найти интересный материал, несложно зажечь себя, несложно придумать спектакль. Это делается быстро, за два-три дня. А дальше ты сталкиваешься с эгоизмом артиста.

Актёр должен любить себя, такова природа профессии. Как говорил Дени Дидро в «Парадоксе актера», актер является творцом и инструментом. Если у Паганини есть скрипка, он должен её любить, холить и лелеять, чтобы она
хорошо звучала, иначе не будет чарующей музыки. А актер должен любить себя, потому что он и есть собственный инструмент.
Этот парадокс, о котором говорит Дидро, зачастую порождает эгоизм, нарциссизм, который многих актёров заводит в тупик. Иногда я в шутку, когда хочу «завести» актера, говорю: «Я для тебя придумал афоризм: «Самое интересное, что я видел в жизни, я видел в зеркале».
— И какая реакция бывает у актеров?
Разная. Смех – это здоровая реакция. Но иногда доходит до скандала и истерики. Самое сложное – пробудить у актёра интерес к материалу. Зажечь,
чтобы он увидел: в этом мире есть много чего интересного, кроме собственного отражения в зеркале.
— Расскажите, пожалуйста, почему Вы решили ставить «Солнышко мое»? Чем Вас зацепила эта история?
И если я знаю о чем-то действительно много — так это о любви.
Помимо того, что я, как говорилось выше, «мастер трагикомедии», я, точнее выражаясь, «мастер лирической трагикомедии». Мне интересны истории про любовь. Почему? Для того, чтобы ставить спектакль на определенную тематику, нужно хорошо разбираться в вопросе. Иначе ты будешь дилетантом, а то, что ты сделаешь, будет заведомо плохо.

И если я знаю о чем-то действительно много — так это о любви. У меня была бурная романтическая молодость, я три раза был женат, имею богатый жизненный опыт общения с женщинами, который можно и нужно использовать в творчестве. Когда я рассказываю историю любви, я чувствую себя «в своей тарелке», полностью владею материалом.

Поэтому, когда мне в руки попала повесть Александра Файна «Прости, моё красно солнышко», она меня зацепила мгновенно. Это очень интересная и необычная история любви. С таким поворотом сюжета я раньше не сталкивался. Зацепила глубина любви, настоящей любви до гроба, в буквальном смысле. Мимо этого я не мог пройти.
Это история любви мужчины к девушке, которая намного младше. А если мы
вернемся к моему жизненному опыту, то одна из моих жен была младше меня на 20 лет. Мне есть, что рассказать об этом. Когда мы впервые встретились с Александром Файном, я ему так и сказал: «Вы знаете, ваша история про меня».
— По какому принципу Вы подбирали актеров, что в них было самое важное для Вас?
Первый критерий — это талант. Второй – совпадение актера и персонажа по
возрасту. Здесь было важно, чтобы артист был намного старше своей партнерши, ему должно быть за 50, и он должен быть в очень хорошей
физической форме, потому что его герой — бывший спортсмен, чемпион по
боксу, а ныне профессор физики и математики. Он красив, умён и пользуется
невероятной популярностью у женщин. Александр Песков прекрасно
соответствует этим критериям.

На главную женскую роль была нужна молодая актриса до 25 лет. Чем моложе, тем лучше. Сергей Борисович Проханов посоветовал Марину Иванову. Когда я впервые её увидел, мне сразу захотелось сказать: «Солнышко!». После первых же репетиций я понял: Марина - это 100-процентное попадание. Соперница Марины должна быть сверстницей героя и соответствовать ему по интеллекту. Красивая и умная зрелая женщина – конечно же это Анна Терехова!
Александр Песков и Марина Иванова
— Как проходили репетиции? Если ли у Вас свои уникальные режиссерские «фишки»? Как добиться от актера того, что нужно именно Вам?
«В кино должно быть
начало, середина и конец.
И не обязательно в такой последовательности»
Ничего необычного не происходило, мы приходили и работали по системе
Станиславского. Единственное, что я придумал - это «дежурство по афоризмам». Перед началом каждой репетиции дежурный актер декламировал какой-нибудь афоризм на тему, которая затрагивается в спектакле. Это настраивало на нужный лад, сразу создавало творческую атмосферу.

К примеру, в пьесе применён принцип нелинейного повествования: во втором акте показаны события, которые происходят на полгода раньше событий первого акта. Актёры спросили меня, почему это так? И когда наступило моё «дежурство по афоризмам», я им ответил цитатой великого французского кинорежиссера Жан-Люка Годара: «В кино должно быть начало, середина и конец. И не обязательно в такой последовательности». Больше вопросов не возникало. А Анна Терехова, и в очередь, и без очереди, читала стихи о любви, это подпитывало нас возвышенными чувствами, переносило в другое измерение.
Александр Песков и Анна Терехова
— Хотелось ли Вам когда-нибудь снять фильм?
Раньше хотел, но сейчас уже нет. Должен признаться, что я заядлый киноман, большой поклонник «золотой эпохи» Голливуда, обожаю фильмы 40-х и 50-х годов. Для меня черно-белое кино — это черно-белое золото. Жить без него не могу!

Работа театрального режиссера — это сплошной стресс, и хорошее старое кино помогает мне расслабиться, успокаивает нервы.
И вот однажды я понял, что будет лучше, если кино останется моей любовницей. Ведь может случиться так, что, снимая фильм, окунаясь в кинопроцесс, я столкнусь со всеми этими производственными сложностями,вымотаю себе последние нервы и, не дай Бог, разлюблю кино.
— Как Вы относитесь к современной театральной режиссуре? Например, что Вы думаете о нецензурной лексике в театре?
Не должно быть мата на сцене, ведь в зрительном зале сидят прекрасные дамы!
Про других режиссеров говорить не буду. Это некорректно. Я помню, Мартин Скорсезе в своем документальном фильме «История американского кино», дойдя до 1970 года, сказал, что дальше рассказывать не будет, потому что с этого момента начал снимать сам. Я считаю неэтичным комментировать творчество коллег.

А что касается нецензурной лексики, тут мое мнение полностью совпадает с мнением Венедикта Ерофеева. В его поэме «Москва-Петушки» была целая глава отборнейшего трёхэтажного мата, но Ерофеев ее уничтожил по гуманитарным соображениям, потому что книгу могут читать прекрасные дамы. Конечно же, это шутка. Но в каждой шутке есть доля шутки.
— Что для Вас важнее: коммерческий успех, всенародное признание или самовыражение?
Самовыражение не может быть целью — это стартовая площадка. ведь я
изначально выбираю для постановки тот материал, который мне близок, через который я могу выразить свои мысли и чувства.

А коммерческий успех и всенародная любовь — это в принципе синонимы. Не бывает всенародной любви без монетизации этой любви. Естественно, я хочу аншлагов, плох тот режиссер, который этого не хочет. Если можно назвать успешной постановку, способную собрать аншлаг в 1000-местном зале, то да, для меня это цель. И я ее достигаю.
— С какими мыслями должен уйти зритель из театра, увидев Вашу постановку?
Я бы хотел, чтобы они задумались о том, что в мире нет ничего важнее любви. Все остальное – ерунда. Любовь надо всегда ставить на первое место, беречь ее. Ничто не может служить оправданием бегства от любви, и нет ничего страшнее, чем предать любовь.
Александр Песков, Марина Иванова и Анна Терехова
Другие публикации, которые могут быть Вам интересны: