Интервью с театральным режиссером Светланой Горшковой
Беседу вела Алина Садекова Вёрстка Катерины Вендилло
Светлана Горшкова - актриса, режиссёр, педагог, руководитель театральной студии, выпускница Иркутского театрального училища и ГИТИСа (курс Народного артиста СССР В.А. Андреева). Светлана начала свою карьеру в 18 лет в Иркутском драматическом театре. Работала во многих театрах, в т.ч. Московском драматическом театре имени М.Н. Ермоловой, Московском государственном Театре Луны. Снималась в кино и телевизионных фильмах.
— Светлана, с чего начиналась Ваша карьера в театре? Кем Вы хотели стать в детстве?
Актрисой, естественно, только актрисой. Меня всё время даже дразнили. Я родилась в Кузбассе, Кемеровская область. И когда я говорила, что буду актрисой, на меня все смотрели и думали: «Вот ненормальная какая-то…». Не понимали мою любовь к театру, почему я вообще люблю ходить в театры.
В детстве я занималась в театральной студии, после восьмого класса поступила в Новосибирское театральное училище, но решила всё-таки закончить десять классов, потому что хотела в Москву.
После девятого поступила в Иркутское театральной училище. Мне сказали: «А вдруг ты не поступишь в Москву?». Я так испугалась и осталась в Иркутске. Уже на втором курсе играла в драматическом театре, у меня было два спектакля. Но когда закончила учёбу, всё-таки приехала в Москву и поступила в ГИТИС.
— Вы начинали с актёрской карьеры. А как Вы пришли к тому, что хотите стать режиссёром?
Знаете, как говорят: «артист не должен быть умнее режиссёра». И когда мы что-то ставили и снимали, я задавала такие вопросы, что мне всегда говорили: «Свет, тебе уже нужно самой быть режиссёром». На что я отвечала: «Нет, нет, я на эту сторону баррикады никогда не встану!»
А вообще всё началось с короткого метра. Я сняла свой короткий метр, и мне очень понравилось быть по ту сторону. Когда я поняла, что веду здесь всех – артистов, операторов, – что здесь от меня многое зависит, я это оценила.
— Вы помните Ваше поступление? Как Вы готовились и что чувствовали на самом экзамене?
Я просто шла и пела. Я как-то даже не успела испугаться.
Когда я поступала, всё было очень легко. Я сейчас смотрю, как дети поступают, и, честно говоря, я немного в шоке. Это какое-то издевательство! Люди посреди ночи занимают места, потому что электронная запись уже закончилась… И они сидят всю ночь, караулят своё место, чтобы потом утром ещё показываться – это ужас, правда.
У меня всё было просто: я пришла на первый экзамен, и меня сразу отправили на третий тур. А на третьем туре мне Андреев сказал: «Ну, спой что-нибудь. Иди от авансцены к нам». Я просто шла и пела. Я как-то даже не успела испугаться.
— Какие ощущения Вы испытывали, когда поставили свой первый мюзикл?
Это довольно сложно… С одной стороны, это была некая опустошённость. Я думала: "а что дальше?" Когда идёт спектакль, особенно если это премьера, ты болеешь за всех и за зрителя, который может не понять, что я хотела донести. Чувствуется очень большое напряжение, а потом опустошение, потому что всё закончилось. Конечно, овации зрителей какую-то энергию восполняют, но всё равно, когда дело сделано, ты не знаешь, что дальше.
— Юрий Вячеславович Грымов – художественный руководитель театра «Модерн» – давал интервью нашему журналу. Он говорил такие слова: "...мы воспринимаем понятие «театр» комплексно — как команду. Причем в эту команду мы включаем и зрителей." Как Вы взаимодействуете со зрителем? Может, читаете отзывы в Интернете или общаетесь со зрителями непосредственно после спектакля?
Один зритель сказал мне: «Сегодня был плохой спектакль. Я плакал не семь раз, а четыре».
Я согласна с Юрием, конечно же. Для меня зритель – это тот, кто сидит в зале именно в этот момент. Я не слежу за тем, что они напишут после, что будут говорить. Для меня важно то, как зрители реагируют в момент спектакля.
Очень важный показатель – когда мужчины плачут. Плачущая женщина или ребёнок, реагирующий на какие-то вещи – это нормально, а вот плачущий мужчина – это сильно…
— 20 ноября на сцене театра «Модерн» состоится премьера мюзикла "Красная шапочка & Серый волк" в Вашей постановке. Расскажите об этом подробнее: привычная всем сказка сильно изменится?
Евгений Павлович Крылатов так ждал этой премьеры, мы хотели поставить её как юбилей, а получилось как память…
Смотря от какой сказки брать основу. Шарль Перро или Леонид Нечаев и Алексей Рыбников. Я думаю, что все берут основу от фильма. Потому что само произведение в принципе жуткое: распороли живот, зашили… Понятно, что дети всё воспринимают по-своему, но оригинал на самом деле немного ужасающий.
У нас будет совершенно другая история: не фильм и не оригинал. Есть основа, Красная Шапочка и Серый Волк – два главных персонажа, а в остальном это будет другая история и другая музыка, которую написал Евгений Павлович Крылатов. Это его первый и единственный мюзикл.
— Чего Вы ждёте от премьеры?
Конечно же, я хочу, чтобы зрителю было весело и интересно, мы стараемся сделать яркую картинку. А лично мне хочется, чтобы этот мюзикл жил, надеюсь, что он будет достоин этого.
— У Вас есть своя студия в театре «Модерн», где дети обучаются актёрскому мастерству, вокалу, танцам. Говорят, что с детьми сложно работать, потому что у них много энергии. Как Вы справляетесь с ними, как успокаиваете?
Я привыкла. Тяжело работать с детсадовским возрастом, с ним нужно играть. А дети, которые постарше, когда выходят на сцену, для меня перестают быть детьми, для меня они профессиональные артисты. И я с них требую всё то, что требую со взрослых.
А вообще, все артисты – дети, и это ещё вопрос, кто из них взрослее и кого сложнее успокоить – взрослого или ребёнка. Мне очень нравится работать с детьми. Мне кажется, у нас взаимный обмен любовью и пониманием.
— Сколько лет должно быть ребёнку, чтобы попасть в Вашу студию?
В студию берут с семи лет, но некоторые приходят в пять. Я даю возможность начать заниматься, если вижу, что ребёнок понимает, о чём ему говорят и что он пришёл сюда не играться, а заниматься делом. Родители видят реальный результат спустя два-три месяца обучения. Ребёнок начинает жить по-другому: разговаривать, учиться, думать. Я обратила внимание, что дети даже начинают подтягиваться в школе, они лучше учатся. У меня ещё никто не жаловался, что ребёнок начал плохо учиться, наоборот, у детей появляется интерес к жизни, к тому, чем они занимаются.
Дети занимаются у нас до семнадцати лет. Некоторые выпускники работают у меня в спектаклях. Вообще, особенность обучения в студии – это именно практика. Многие дети и во время обучения играют в спектаклях. Если я вижу, что ребенок уже готов – я выпускаю его на сцену. Записаться и задать любые вопросы можно по почте: 2319920@mail.ru.
— Продолжая тему о детях… Как вы считаете, что лучше для молодого поколения – современные постановки или классические? Что больше подходит ребёнку для становления личности?
Я считаю, что ребёнок должен смотреть разные жанры: и оперу, и мюзиклы, и балет. Я против того, чтобы делить репертуар и ходить с детьми только на детские истории. Они должны смотреть и понимать другие стороны жизни. В театре всегда показывают очень важные вещи. Мы не играем политику, но вносим что-то как для взрослых, так и для детей.
— Можете рассказать, что Вы думаете о Гоголь-центре? Может, Вы пересекались с режиссёром и художественным руководителем центра – Кириллом Серебренниковым?
Нет, мы с ним не знакомы, но я смотрела много его спектаклей. Скажем так, это совершенно не моя стихия. Наверное, это имеет право на существование, но я за тот театр, в котором есть грани. И мне тяжело, когда эти грани переступают, потому что человек должен для себя понимать, что можно, а что нельзя. Я не люблю, когда раздеваются ради раздевания, говорят пошлости ради пошлостей. Кого этим хотят удивить – непонятно.
В этом и есть прелесть театра – мы не играем секс на сцене, артисты, ничего не делая, должны так показать это, чтобы зритель понял, что между ними что-то произошло. Вот это искусство театра.
— По Вашему мнению, какими качествами должен обладать идеальный артист? Какие качества Вы стараетесь воспитать в своих подопечных?
Я люблю артистов, которые многогранны, которые умеют всё: танцевать, петь, говорить, дышать игрой. Если артисты работают в узком амплуа – это скучно. Есть сцены, которые надо прорабатывать, а он не может ни вправо шагнуть, ни влево шагнуть, и что с ним делать тогда? Это очень важно, но это зависит ещё от института. Преподают в институтах и хореографию, и даже фехтование. Но чаще всего, артист выходит из института и не умеет ни танцевать, ни фехтовать.
— А что насчёт идеального режиссера? Что он должен уметь?
Я считаю, что режиссёрство – это сложная наука. Нужно разбираться в психологии, ведь к каждому артисту необходимо найти свой подход. Вот например: спектакль «Юная любовь», история Ромео и Джульетты. У меня в спектакле заняты совсем юные артисты. Джульетте на тот момент, когда мы ставили спектакль, только исполнилось четырнадцать, Ромео было пятнадцать с половиной. Как объяснить, что у них только что произошла любовь?
Я спрашиваю: «Вы любили?», а они ведь даже ещё не совсем понимают, что такое любовь. Потому что любовь матери к ребёнку, ребёнка к матери – это совершенно другое. И мне приходилось искать какие-то слова, привести каким-то образом их жизненные истории к этому… Я их выводила на эту тему, чтобы они поняли, что такое любовь.
И со взрослыми, кстати, то же самое. Есть моменты, когда ты хочешь сделать какую-то историю для персонажа, и ты объясняешь это актёру, а с человеком такой ситуации не было. Надо найти что-то, чтобы объяснить это.
— Какие советы Вы, как режиссёр, дали бы начинающим артистам? Что делать, когда пришёл на кастинг, как впечатлить жюри?
Сначала – моя личность, а потом я уже показываю, что я могу.
В первую очередь, надо быть самим собой. Не надо никого играть, изображать. Этим болеют многие театральные студии и институты. Артистов учат кого-то изображать. Когда поступают в театральные институты, когда заканчивают их, артисты должны показывать себя как личность.