Поэтому я, как и обещал, на следующий день пошел в музыкальную. Но я все равно хотел когда-нибудь стать профессиональным футболистом, и во время учебы в Уральской консерватории у меня получилось. Я профессионально играл в мини-футбол, и это было не только любимое дело, но и хорошая финансовое подспорье.

В музыкальной школе моим любимым предметом была физкультура! И в школе, и в училище у нас была хорошая футбольная команда: мы играли в зале, на природе, даже соревновались с другими школами.

Учился я хорошо благодаря способностям, но с третьего-четвертого класса увлекся кино, особенно европейским.

Особенно мне нравились те, которые были рядом с общеобразовательной школой: «Варшава», «Байкал», «Рассвет», – и рядом с музыкальной: «Кинотеатр повторного фильма»; специально ездил в «Мир», «Зарядье», «Иллюзион». В этих кинотеатрах я пересмотрел, пожалуй, всю классику европейского кино.

Я приобщился к настоящему высокому искусству, и это сильно повлияло на мою жизнь. Я очень люблю хорошее кино и, поверьте, могу его отличить от плохого.

Между прочим, мне дважды вручали приз как лучшему вратарю на футбольных турнирах, это тоже очень приятно! Как пианист лауреатом я не становился никогда, но получал дипломы в номинации «Лучший концертмейстер».

Первый концертмейстерский диплом, который не очень вяжется с моей специализацией – работой с вокалистами, – я получил в 1995 году на конкурсе духовых инструментов в Санкт-Петербурге. Благодаря этому конкурсу я поверил, что в этой профессии могу быть конкурентоспособен. Это очень
важно: я понял, какого уровня образование мне дали, по-настоящему оценил мастерство своих педагогов.

Потом были вокальные конкурсы – конкурс имени Рахманинова, где мой солист не прошел в финал, но Ирина Константиновна Архипова дала мне диплом лучшего концертмейстера; конкурс имени Глинки, где я впервые был дежурным концертмейстером, конкурсы в Польше, в Баку. Потом стало казаться странным, если «мой» диплом уходил кому-то другому, как, например, на обоих конкурсах Чайковского, где диплом лучшего концертмейстера забирала другая пианистка.

А давайте лучше про футбол? Тогда я уже серьезно увлекся оперой. В Екатеринбурге был организован клуб любителей оперы, я вел передачу на телевидении.

И вот однажды мы с командой поехали в Оренбург, где я должен был заехать в музыкальное училище и договориться об организации лекций по оперному искусству. Я надел хороший костюм и пошел в Оренбургское училище. Мы познакомились с замечательной женщиной-педагогом, которая оказалась тетей одного из моих товарищей по команде. Полтора часа мы беседовали о высоком, я ее убедил в том, что проект уникальный (у нас было очень много оперных видеозаписей), и расстались мы очень довольными друг другом. А вечером она пришла на футбольный матч. И услышала все, что из моих уст доносилось
до моих партнеров по команде. Вы понимаете – когда командуешь защитниками, находясь на воротах, особо выражения не подбираешь. Потом мой приятель сказал: «Родственники говорят, что вратарь у нас – нечто». (Смеется.)

Еще была удивительная ситуация на конкурсе Чайковского. Во втором туре я аккомпанировал замечательной певице, украинке из Польши Ольге Пасечник. Она на каждый тур прилетала специально – гастрольный график был расписан, – и мы не успевали с ней репетировать. Одним из ее произведений был фрагмент большого вокального произведения Кшиштофа Пендерецкого. Она дала мне ноты, «отксеренные» отдельными листочками, я их аккуратно поставил на пюпитр. Была девушка, которая мне сдвигала ноты (наверное, с тех пор я ноты не переворачиваю, а сдвигаю, и никогда не склеиваю). Итак, я играл первую страницу, четыре следующих стояли дальше. В конце первой страницы мне нужно было подняться и несколько раз рукой поддеть струны рояля в верхнем регистре.

Я процедил что-то «футбольное» своей соседке-перевертмейстеру, и она побежала собирать ноты. У меня осталось две строчки – аккорды в медленном темпе (по музыке не очень важно было, какие именно). К счастью, все странички были собраны, но публика угорала от смеха. А Оля Пасечник выводила свои рулады, даже не зная, что происходит у нее за спиной. Жюри, разумеется, все видело, и Оля получила приз за лучшее исполнение современного произведения.

Историй было еще много, так что в других интервью поделюсь, а может, мемуары напишу.

Для меня «Евровидение», как и конкурс в Сан-Ремо, остались в прошлом – когда в них побеждала по-настоящему хорошая музыка, а не шоу. В своей творческой команде, которой я отдаю свободное от театра время, «ТенорА XXI века», мы очень многие из этих песен поем.

Что касается «Голоса», честно скажу, мне иногда бывает очень приятно видеть тех ребят, которых никто никогда не слышал, но которые по уровню не уступают звездам нашей эстрады, а в чем-то их превосходят. Особенно когда им подбирают подходящий репертуар. Мне иногда не нравится то, что говорят в жюри, потому что, на мой взгляд, не всем этим людям можно судить о вокале, но это вопрос вкуса.

Да, или просто хорошие знакомые. Я был поражен, когда Гоша Юфа [участник третьего сезона шоу «Голос» – Прим. ред.], с которым мы немного пересекались в Екатеринбурге, вдруг запел. И чем он хуже, чем те, кто постоянно мелькает в телевизоре? Ничем, а в чем-то даже лучше. Или наш хороший знакомый Стас Виторт [тоже участник третьего сезона «Голоса»]. Женя Кунгуров тоже участвовал [в прошлом – солист театра Новая Опера, участник первого сезона шоу «Голос»]. Мы – «ТенорА XXI века» – и сами когда-то могли принять участие в телевизионном конкурсе, он назывался «Русские теноры в Лос-
Анджелесе»; там участвовал Сергей Писарев, который потом присоединился к нам.

А давайте я вам еще одну историю расскажу! Когда-то я дал себе слово, что не займу административную должность в ущерб творчеству. Но в 2012 году мне предложили стать кандидатом на пост директора Новой Оперы, написать программу, и я это сделал достаточно быстро.

В начале сентября мне позвонили и спросили: если ваша программа окажется наиболее привлекательной, вы даете согласие? Я ответил, что мне надо подумать, но предварительно можно считать, что да.

И вот 30 сентября – 1 октября у нас с «ТенорАми» гастрольный вояж в Саратов и Киров. В Саратов поехал я и два моих товарища, а в Киров приехали мы после Саратова и еще двое солистов (которые по стечению обстоятельств были солистами Новой Оперы). Последние приехали в Киров отдохнувшие. А нам из Саратова до Кирова нужно было добираться на машине, 11 или 12 часов, ночью, полусидя. По приезде нам надо было почти сразу ехать на репетицию с народным оркестром, и я надеялся прилечь отдохнуть хотя бы полчаса.

И вот я захожу в отель, эти двое на меня налетают: один кричит, что он просил теплый сок, а ему принесли холодный, у другого в номере пахнет куревом... Я такую артистическую блажь не приемлю. Да еще устал, вечером петь концерт, а они-то прохлаждались!

Я понял, что очень хочу посмотреть на их лица, если стану их директором, тут же позвонил в Москву и сказал: я согласен. Мы спели этот концерт, приехали в Москву, и на следующий день объявили, что я назначен директором театра Новая Опера.

Мне рассказывали историю, что после этого они сидели на наших знаменитых диванчиках у режиссерского управления, и один из них говорит: «А ты знаешь, что Диму назначили директором?», а другой отвечает: «Знаю, а еще я помню, что ты ему в Кирове говорил».

Вы знаете, как раз недавно я пересматривал несколько записей Евгения Владимировича... От некоторых людей я слышал, что Евгений Владимирович – гениальный дирижер, но оркестрантов он любил больше, чем певцов. На мой взгляд, это неправда. Так аккомпанировать певцам, как это делал он, оставаясь при этом феноменальной личностью за пультом...

Из того, что я слышал, в его интерпретации мне нравилось все. В первый раз я услышал его на гастролях Свердловского оперного театра в Москве, это была «Сила судьбы» Верди. Папа мне тогда сказал, что Колобов – его любимый оперный дирижер. А потом, когда появилась Новая Опера, мои друзья-солисты звали меня в театр, и я ходил на разные спектакли, например, «Риголетто», где Дмитрий Хворостовский пел Риголетто, а Александр Богданов – Герцога, «Евгений Онегин» – мне очень нравилась колобовская трактовка со сквозным действием, когда следующая сцена начинается с того же аккорда, на котором заканчивается предыдущая.

Следующий сезон для Новой Оперы юбилейный: исполняется 30 лет театру и 75 лет со Дня рождения Евгения Владимировича Колобова. Мы готовим постановку оперы «Кармен» Ж. Бизе, надеемся на очень серьезный творческий состав нашего ежегодного Крещенского фестиваля. Хотим исполнить знаковые для творчества Евгения Владимировича оперы: «Пирата» Беллини и «Силу судьбы» Верди. Мы очень хотим по возможности пригласить певцов, которые были раньше связаны с Новой Оперой. Но всё зависит от обстоятельств. Мы лишь постараемся поспособствовать тому, чтобы как можно быстрее вернуться к нормальной работе.