Февраль 2015 ГОДА
Интервью с художницей
Юлией Ованесян
Беседу вела: Катерина Вендилло
Представляем интервью с замечательной молодой художницей Юлией Ованесян. Спасибо ей огромное за теплую атмосферу мастерской, за глубокие разговоры, за умные глаза, открытую душу и талантливые руки.

Юля рисует с детства и успешно пробует себя во многих техниках, её произведения, на мой взгляд, с каждым разом всё интереснее, хрупкая художница делится с миром бескрайним объемом, которым наполнен её такой необычный мир. Я постаралась подобрать такие вопросы, которые могли бы наиболее полно раскрыть нам её личность.
О творчестве, о смысле жизни, о перемещениях по миру, о техниках рисования и о многом другом.
~
— Как ты пришла к профессии художника?
Я родилась в семье архитекторов. Папа занимается проектированием и иногда оформлением, а мама живописью. Меня увлекало оформление книг, картинки. Я с детства много рисовала, чаще всего лошадок, делала коллажи из журналов. Самая большая рисовательная пауза была в подростковом возрасте, я отвлеклась на путешествия, ездила много автостопом.
— Какие у тебя были вопросы к миру?
У меня не было вопросов, я была наблюдателем. Мне было интересно, куда меня закинет. Автостоп — это знакомство с миром совершенно с другой стороны. Мир дальнобойщиков абсолютно чужд московскому жителю, тем более девушке. Водитель берет попутчика и первое, что он говорит: ну, рассказывай. Сначала меня это пугало, я была стеснительным ребенком, это помогло мне научиться общаться.
— У тебя не было конкретной цели в этих поездках?
В любом действии, которое я совершаю, я стараюсь поставить себе конкретную задачу. Допустим, нарисовать серию картинок, как я рисовала в Индии. Я повидала много всяких российских городов. Воронеж, Чебоксары, Нижний, Йошкар-Ола. В Питер гоняла часто. Ездила в Крым. Я быстро увлекаюсь и быстро остываю, когда получу всю гамму эмоций. Мне нравится дорога, тема свободного перемещения.
— А как ты после этой паузы вернулась любимому занятию?
Я стала ходить в художественную школу, сначала через силу, потому что это совпало с моими путешествиями и моим увлечением хиппи. Дальше были колледж художественных ремесел и мультипикационный лицей, который я выбирала уже вполне осознанно, потому что увлекалась авторским кино и анимацией. Я поняла, что ничего другого, кроме как рисовать, я не умею. Родители хотели, чтобы я пошла в архитекторы, но точные науки для меня невозможны. Я даже на калькуляторе иногда несколько раз пересчитываю. После колледжа я решила поступать во ВГИК, ходила к замечательному художнику Александру Дудину, до сих пор вспоминаю то, чему он меня учил. Он был деликатный и толковый педагог. Но позже я передумала туда поступать и пошла в университет Натальи Нестеровой на живопись, там тоже были преподаватели из ВГИКа. Кузнецов, замечательный живописец, Алимов, автор льва Бонифация. Там я поняла, что мне очень интересно иллюстрирование, создание какого-то мира, а живопись мне в тот момент была менее интересна. Там я недолго проучилась, а потом переехала в Питер.
— А почему именно в Питер, что для тебя Питер?
Во-первых, там у меня много друзей, во-вторых, сам город очень цельный, имеющий свой особенный дух. Там хорошая художественная традиция, стены вдохновляют. В Питере я пошла учиться в институт декоративно-прикладных искусств. Нашла там кафедру эстампа и книжной графики, её и закончила.
— Не захотелось там остаться жить?
Нет, там зимой очень сыро и ветрено, мороз тяжело переносится.
— А куда-нибудь южнее не хотелось?
Хотелось, но сейчас я живу в Москве, меня все устраивает, у меня мастерская, мне совсем не хочется все здесь оставлять. Но желание путешествовать присутствует.
— Как появилась задумка о поездке в Индию?
Меня туда позвали знакомые, они собирались ехать в Индию на фестиваль Маха Кумбха-мела, который проходит раз в 12 лет испокон веков, еще в ведах о нем написано, то есть событие значимое. А у меня было предубеждение перед поездкой в Индию.
— Потому что все туда едут?
Да. Раньше я хотела быть не как все. Сейчас максимализм отступил, я задумываюсь, что нужно именно мне. Я могу не замечать общие тенденции, мне все равно, что думает большинство. Но они меня тогда уговорили. Я взяла с собой кучу красок, много там рисовала. Не сразу, а когда прижилась в этом совершенно ни на что не похожем мире. Ты в нем чужак по цвету кожи, по культуре. Я там рисовала портреты местных святых. Вот, например, этот, с лентой.
— А зачем эта лента?
А это ему подарили. Портрету. Индуисты почитают любое изображение святого или уважаемого человека. Священное разлито вокруг человека, нет четкой границы между святым и не святым. Подарить портрету уважаемого человека ленту — это нормально.
— Снаружи и вокруг все святое, а внутри?
Мне, пожалуй, кажется, что все одно, все друг от друга зависит и все друг на друга влияет. Все в мире связано.
— Ты бы стала дарить какому-нибудь портрету что-нибудь? В этом есть смысл для тебя?
Есть смысл в акте дарения. Если в этот момент ты чувствуешь, что это правильное действие, то конечно.
— То есть все основано на чувстве?
Да. Но индуисты считают, что все иллюзия. А я верю и в реальность тоже. Люблю размышлять, понимаю, что мое отношение к любому вопросу может измениться или трансформироваться, вырасти. Можно рассматривать события с одного ракурса, можно с другого — и то, и другое правильно.
— А что интереснее, реальность или иллюзия?
Все увлекательно.
— Что тебе дала поездка в Индию?
Индия дала мне ощущение энергонасыщенности. И очень понравился жизненный настрой у местных, они веселятся, поют, очень открытые друг с другом и с незнакомцами. Русский характер открывается, наверное, при более близком знакомстве.
— Куда тебе еще хотелось бы поехать?
Мне всё интересно, куда выдастся возможность, туда и поеду. В Южную Америку, в Марокко, в Париж. В Париже творческость чувствуется, какой-то там есть источник.
— Опиши в нескольких словах свое творчество.
Я думаю, что я традиционный художник. Живу в современном мире и так или иначе его рисую. Увлекаюсь мифологией, историей религий, философией, это все преломляется в моей голове. Мне интересно в своих работах показать старинные образы в таком виде, в котором они сейчас присутствуют в нашей жизни.
— То есть связать прошлое и настоящее?
Да. По поводу техники и манеры — мне очень хочется рисовать, как старые мастера, но у меня нет столько времени, да и сейчас это уже не столь важно, т. к. есть фотоаппарат, фотошоп, можно идеально нарисовать все что угодно. У меня все-таки смешение стилей.
— Как его обозвать одним словом, определить?
Пусть искусствоведы этим занимаются.
— Назови конкретные образы из прошлого, которые у тебя переработались в настоящем.
Например, сейчас я работаю над образом девы с единорогом и дамы с драконом, такие средневековые персонажи в современном виде. Сказка, происходящая сейчас.
— А пример работ, связанных с чем-то древним, с религией?
У меня есть картина Тайная Вечеря. Я взяла тему апостолов, от которых пошла во все стороны новая парадигма, новое мировосприятие. Поэтому я сделала композицию закольцованной, но как известно, лучший круг -это квадрат. Стол как лоскутная подушка-подручница, была такая у старообрядцев, чтобы класть земные поклоны и не ударять лицом в грязь. Я насытила эту подушку символами. В середине тарелка для праздничного пасхального седера. Это традиционная иудейская посуда, туда складывалась символическая пасхальная еда. В середине у меня крест, Иисус — он же плоть и кровь, то есть вино и хлеб. Получается, он лежит на тарелке. Дальше круг - это символы знания и учения, потом символы Христа и трапезы вперемежку. Дальше Страсти Христовы и в углах элементы из Ветхого Завета. Крайний ряд — символы христианской общины в разных традициях, по углам евангелисты.
— Сам Иисус — в золотом фоне, я помню, ты рассказывала. А образы апостолов откуда взялись?
Как-то сами, из головы. Я прочитала Библию, деяния апостолов, я мало изучала эту тему.
— А ты верующий человек?
Да, я верующий, но неопределившийся. Я считаю, что есть бог и его проявления во всём. Я человек искусства, поэтому я смотрю на любую церковь с точки зрения художественной. В Индии, в Варанаси, я видела людей, которые с Шивой общаются по-приятельски. Человек живет в таком мире, для него это все реально.
— Да, свои миры есть у каждого. А у тебя какой?
Разнообразный, хотя на самом деле все вполне устойчиво. Я не мечусь из стороны в сторону, отнюдь. Я художник, а ко всему остальному отношусь, как турист.
— Расскажи про твои любимые техники рисования.
Я занимаюсь разными техниками печатной графики, эстампом, от ксилографии до офорта. Мне очень нравится литография, но для того, чтобы её печатать, нужен мастер, там сложный технический процесс. Ты рисуешь на гладко отшлифованном камне жировыми мелками или специальной тушью, потом путем сложных престидижитаций с кислотами и другими веществами на камень накатывается цвет. Если ты делаешь многоцветную литографию, то каждый цвет надо рисовать отдельно, а потом совмещать. Самая легкая техника — это высокая печать, линогравюра, гравюра по линолеуму, и ксилография, по дереву. Берется отшлифованная доска, по ней вырезаешь, потом печатается высокая часть изображения. Есть еще глубокая печать, когда цвет — это глубокая часть вырезанной картинки. Техник огромное количество, офорт — это тема бесконечного исследования.
— То есть ты пробуешь техники и ищешь ту, которая ближе?
Я скорее изучаю их, мои мастера-печатники из питерского института очень много мне рассказывают. Владимир Константинович Мухин, например, очень много мне дал. Печатная техника чем интересна — каждая из них несет в себе какой-то выразительный язык. Одну и ту же картинку с одним и тем же состоянием не получится сделать в двух разных техниках. Если ими овладеть хорошо, можно для любого своего состояния подбирать идеальную. Из души — сразу на лист! Это то, к чему я стремлюсь.
— Часто получается?
Иногда. Я человек самокритичный. Многие люди хвалят, но сама я никогда не бываю до конца довольна.
— Сформулируй языки каждой техники, которую ты пробовала.
У высокой печати более четкий язык, «сказал как отрезал». Офорт, он более тонкий и плавный. Живопись — это цвет, что-то более праздничное.
— В живописи для тебя важнее буйство цвета, передача смысла или все вместе?
И то, и другое. Пожалуй, это самая натуралистичная техника. Для своей индийской серии я выбрала масло, чтобы показать индийскую разноцветность, мне хотелось, чтобы были и люди, и животные, и здания, все вместе. Все места на этих моих картинах так или иначе связаны с Гангой: где она спускается с гор, где она сливается с Ямуной, второй большой рекой, и Варанаси, где она священная и к ней отношение, как к богине. У меня около 30 индийских работ, хочу сделать выставку из них в Индийском культурном центре при посольстве.
— А сейчас над чем работаешь?
Несколько проектов. Вся эта индийская история, две дамы с драконом и единорогом, метр на 70, небольшие по современным меркам. Я над каждой картиной работаю долго, большой холст я никогда не закончу. Хотя иногда портреты или пейзажи у меня получаются на одном дыхании. Ещё я хочу сделать серию портретов современников, всяких творческих людей. У меня есть портрет Димы Митина, Паши Суслова, одного музыканта, одной актрисы, я хочу развивать эту тему.
— Мне кажется, что в последнее время творческие люди хотят объединяться.
Да, я тоже на это смотрю с надеждой и верой, но с другой стороны я очень скептически отношусь к союзам. Особенно если он вмещает больше 15 человек. Это такая критическая масса, которая начинает лебедьракищучить. Это должна быть небольшая группа.
— Расскажи про свои будущие проекты, про планы.
Есть один, связанный с лошадьми и с путешествиями, но я пока не готова его озвучивать. Мне хочется языком современного искусства выразить мои представления о мире и о течении времени. Один такой объект я уже сделала — это три прозрачные стеклянные рамы, между которыми зажаты силуэты животных, сделанные из автобусных московских карточек. Я написала к ним целую пояснительную записку.
— То есть это уже не картины, а инсталляции?
Да. Это у меня называется «ездовые животные», тут я намекаю на то, что раньше ездили на конях, собаках и других животных, а теперь у нас коллективный железный конь — трамвай. Все в него загружаются и грубо и материалистично куда-то едут.
— Да, от живого к неживому. Тебе нравится технический прогресс?
В какой-то степени да. Вот мы сидим, разговариваем, а у нас какая-то музыка играет, это здорово. А то пошли бы мы сейчас искать скрипача, лютниста... пришел бы трубадур, сыграл нам какую-нибудь дрянь и денег бы потребовал, в общем, ужас!
— А современное строительство?
Конечно, существует уместность и неуместность, но вообще сама идея небоскребов мне симпатична, Москва-сити нравится, она в достаточном отдалении от исторических центров. Мне вообще нравится разнообразие. Многое из нового напрягает, отвлекает от реальности. Например, интернет, прекрасный способ связи. А потом ты вдруг становишься зависимым от ленты новостей, не думаешь, что тебя окружает, что у тебя внутри, а думаешь, как придешь домой и откроешь ленту. Это статика на самом деле, для глаз, для сознания и для тела. Для меня это испытание, искушение. Я даже музыку слушаю не с компа, иначе я в нем залипаю. Это погружает в нервическое состояние. Не возбужденное, деятельное, а именно такое мелочное дребезжание.
— Есть ли у тебя планы на выставки?
Да, собираюсь летом участвовать в коллективных, и персональные тоже планирую. У меня было несколько персональных в Петербурге, мне в целом понравилась эта идея. Во-первых, можно продать свои работы. Во-вторых, посмотреть на них со стороны, это очень полезно. Здесь, в мастерской, я их вешаю и мыслю не просто в объеме одной картинки, а серией. Я считаю, что один из признаков профессионализма — это способность развивать тему из одной картины в другую, не отвлекаясь. И чтобы получалась она именно в развитии, а не пережевывание одного и того же. Чтобы было видно движение мысли, но при этом чтобы оно не выходило за рамки одной стилистики, одного душевного движения.
— Ты пишешь с натуры? В чем разница с рисованием из головы?
Когда из головы, тебе не важно, чтобы это было похоже на что-то конкретное. А тут именно нужно передать сходство и ощущение. Бывает, пишешь человека с какого-то ракурса, а потом понимаешь, что этот ракурс для него не характерен. Например, в этот момент человек был в таком настроении, в котором он обычно не пребывает. Получается технически похоже, а по состоянию не то.
— Бывает, что технически непохоже, но состояние так удачно уловил, что все равно все узнают?
Нет, все равно не узнают, только когда говоришь, что изображено, видят и соглашаются. Я вот терпеть не могу рисовать портрет с фотографии. Ты не знаешь этого человека, ты его видишь в первый раз, к тому же не живого, а просто фотку. Неизвестно, что он думает, в каком он настроении. Можно сделать техническую похожесть, но уловить характер скорее всего не получится.
— То есть когда ты работаешь с моделью, ты пытаешь понять и характер, и настрой, и к ним добавить внешнее сходство?
Да, конечно. Фотография — это тоже искусство, можно из одного предмета сделать кучу образов. Важна пластика линий, композиция, контакт с моделью. Фотоаппарат хорошего фотографа улавливает более тонкие вещи.
— А что тебя в мире больше всего вдохновляет на творчество?
Наверное, размышления меня вдохновляют. Я что-то себе подумала, а потом пытаюсь это выразить. И когда я рисую, а в этот момент тоже думаю.
— А что тебя наталкивает на размышления?
Жизненный процесс. Ветерок, запах, картинка случайная — это вдруг начинает распускаться в твоем сознании таинственными цветами, которые потом нужно еще попробовать как-то пластически выразить.
— Часто получается выразить размышление в образе?
Оно всегда трансформируется в процессе работы. Например, когда я делала эскиз к апостолам, он был размером всего лишь с карточку на метро.
— Кто такой по твоему мнению художник?
Дяденька, бородатый, в берете, в грязной одежде, потому что ему некогда стирать, он все время увлечен своим творчеством. Берет для того, чтобы издалека было видно, что не бомж, а художник.
— А внутри что у этого дяденьки?
Внутри сознания пустота, мы туда все время что-то складываем, чем-то её наполняем. Разные элементы реальности, как искрящиеся самоцветы, залетают внутрь и могут начать друг с другом взаимодействовать, складываться в калейдоскопический узорчик. Это все рождает эмоции, получается уже не пустота, а реакция. А потом оно в переработанном виде выплескивается в материальный мир и опять пусто.
— Смысл работы художника в постоянном заполнении этой пустоты и выдаче этого заполненного пространства на холст?
Да, наверное. Мне нравится то, что это калейдоскоп. Там же внутри пустота и зеркала.
— И от малейшего движения все меняется.
Да. Я это только что придумала. Хороший ты мне вопрос задала.
— Какие у тебя планы на жизнь, какие большие цели? Или нет чего-то конкретного, а идешь вперед по интуиции?
В целом интуитивно. Хочется зарабатывать своим искусством, своей профессией. Сейчас дела идут не так успешно, как бы мне хотелось. Стараюсь не отвлекаться, не тратить время на то, что не относится к искусству, самопознанию и познанию мира. Вообще если обратить внимание, видно, что самопознание — непрерывающийся процесс.
— Да, многие не видят этого или не хотят видеть. Живут, как живут.
Наверное, это свойство возраста. В определенном возрасте хочется быть статичным, не становиться старше. А в каком-то хочется меняться, развиваться. Развитие — это и есть то, ради чего мы тут собрались.
— Смысл жизни в развитии?
Да, пока что мне так кажется.
Контакты и ссылки:
Другие интервью, которые могут быть Вам интересны: