Женщина — существо полифункциональное. Мужчина центростремительный, а женщина центробежная, у неё больше функций. А если у неё ещё появляется ребёнок, то женщина рассредотачивается, всё её время уходит на семью. Для меня вопрос «защищаться или нет» не стоял остро, я не ставила себе цель стать доктором наук. Может быть, в этом моя особенность. Конечно, у меня были амбиции, энергетика, некая харизма, это было даже раньше школы.

Школу я окончила с золотой медалью. Мои учителя математики, физики и химии были обескуражены, когда узнали, что я поступаю на музыкальный факультет. Но гуманитарные науки я тоже любила, моя классная руководительница, Лидия Ивановна Бесякова, была из Петербурга. Благодаря ей в нашем классе поселился Петербургский дух, элемент аристократизма, духовности. Южане более экспрессивны, северяне сдержанны, это не сразу бросается в глаза, но по мере общения возникает невероятная тяга. Мы с ней долгие годы общались, у нас были очень тёплые отношения.

Я думаю, у неё не было ломки, цельные натуры адаптируются, не ломаясь. Её муж занимал высокую должность в администрации края, он и перевёз всё семейство в Краснодар. Он был фанат футбола. Тогда считалось, что для молодой женщины футбольный стадион — не лучший досуг, тем более фантастическим открытием для нас стал тот факт, что наша Лидия Ивановна ходит на футбол.

Да, это была самоуправляющаяся, но спонтанная система. Я была в комитете комсомола университета, мы с нашей заводной компанией проводили разные мероприятия. Благотворительный вечер в пользу детей-сирот, например. Помню, как моя мама пекла огромное количество блинов, а отец привёз две фляги мороженого. Мы любили ездить на природу летом, можно было подать заявку и поехать группой на автобусе.

Ошеломил. Я же жила в небольшом городе, хотя и ездила в другие города, и в Москву в том числе, но внутри МГУ никогда не была. Учёба была замечательной. Тропа, которая меня привела к сегодняшнему дню, была заложена любимой альма-матер, Московским университетом, философским факультетом. Мою судьбу в определенной степени сделала не только я или мои родители, не только мой муж, который и по сегодняшний день связан с наукой, но был ещё Михаил Федотович Овсянников, о котором я хочу сказать особо.

В год, когда я поступила, он ушёл с должности декана, но оставался заведовать кафедрой. Для поступления нужно было сдавать иностранный язык, философию и специальность, то есть эстетику. Мне засчитали сданные в Краснодаре кандидатские экзамены по философии и языку. Когда сдавала специальность, в комиссии, которая меня принимала, не хватало по новым требованиям одного доктора. В итоге я пересдавала его, и не как кандидатский, а как вступительный. Снова произошла какая-то ошибка, мне нужно было во второй раз собрать комиссию. Я ездила к нескольким нашим профессорам и просила, чтобы они приехали в неурочное время и приняли у меня экзамен. В итоге они мне поставили пятёрку, чего я не ожидала.

Помню, я шла через внутренний двор и вдруг почувствовала, как ГЗ плывёт на меня таким гигантом, он меня как будто раздавил. Тогда я уже сдала экзамены, оставалось пройти собеседование в парткоме. На факультете суета, все готовятся к собеседованию. И меня опять обуял страх, я посчитала, что мест порядка шести, а нас около двенадцати, из них почти восемьдесят процентов МГУшные, с этого факультета, и только двадцать процентов сторонние, я и моя в будущем ближайшая подружка — киновед, которая закончила ВГИК. И вдруг, в момент, когда я решаю уйти, кто-то кричит мне: «Ты где, тебя уже вызывают»! Я захожу, сидит синклит, человек 25 очень известных в гуманитарной области людей, по учебникам которых учится вся страна, стоит секретарь парткома с моими документами и начинается обсуждение. У меня красный диплом с отличием, все экзамены сданы на отлично, есть публикации в периодической печати по профилю кафедры, членство в партии. Через некоторое время я только поняла, что именно последнее обстоятельство стало решающим. А в партию я вступила практически случайно. Однажды я пришла на работу, а там разнарядка, нужна женщина до 30 лет с высшим образованием, анкета на вступление в компартию. Многие шли на невероятные поступки ради этого. У меня просто так сложилось.

Гуманитарная наука субъективна, в этом её сила. Мы знаем колоссальное количество разных систем, эстетика Аристотеля, Платона, Канта, Гегеля, Ницше, постмодернизма... Это мир, который выстраивается по вектору человека. Не случайно Шпенглер в своё время говорил, что изучение истории ближе к законам поэзии, нежели к математике.

Наука всегда держится на личности. Архимеда, Планк, Эйнштейн — это известные имена в научном мире, они открывали природную закономерность, которая является объективной. Эту закономерность могли открыть и другие исследователи в данной сфере, но открыли именно они, поэтому их именем закреплены в истории науки.

За человека. Чтобы человек не стал роботом. Сейчас есть такая опасность. В России мы отстаём в технологическом смысле, западная цивилизация вступила в креативно-инновационную стадию, а мы пока ещё нет. Элемент прагматизма и рационализма нас захлестнул. Наша парадигма бизнеса, даже не самого крупного, среднего, более жестока. Ф. Котлер неслучайно пишет о социально-этическом маркетинге, о маркетинге 3.0. Бизнес по его мнению должен отойти от прагматической заинтересованности в прибыли, а осознать прагматическую незаинтересованность духовно-ценностных начал.

Очень многие. Срeди них есть большие и маленькие. Есть очень знаковые. В частности, одним из первых и самых крупных международных проектов стал XI-й Международный конкурс имени П. И. Чайковского, когда весь факультет сдал досрочно сессию и во главе со мной вышел на конкурс. Когда Россия выиграла Евровидение и конкурс проводился в Москве, 36 студентов факультета работали в качестве менеджеров-переводчиков. Интересным был международный проект Дни России в Авиньоне, Зимняя Олимпиада и Паралимпиада в Сочи-2014. Надо сказать, что счёт проектов факультета перевалил за 1000. У нас есть обучающие проекты, такие как «Абонемент Классика» (организация концертов классической музыки), каждый месяц были концерты, их надо было организовывать по протоколу, это давало чрезвычайно важные кирпичики фундаменту профессии. «Школьная Мельпомена» (организация детского театрального конкурса среди школ Москвы), которая делается с нуля под ключ за пять недель. Есть какие-то проекты, которые изначально нас поддержали и были важны.

Мы только частично принимаем участие в конкурсе Чайковского, потому что он стал на двух площадках, в двух городах, а у нас нет средств, чтобы люди ездили в Питер. Зато у нас есть другие конкурсы, которые без нас практически не могут существовать. Это конкурс Скрябина, конкурс Шопена, конкурс Рихтера, артистов балета и хореографов, сейчас много конкурсов и фестивалей, та же самая «Ника». Мы участвовали в «Золотом Орле», сейчас тоже иногда участвуем, в ММКФ и многих других проектах.

У нас было три направления, сейчас два — менеджмент в сфере культуры и реклама и связи с общественностью. Когда мы только начинали, я говорила о том, что мы строим матрёшку: главное менеджмент, внутри разные коммуникации. Профессионалов как было мало, так и есть. Многие говорят об избыточности, но это ошибочная точка зрения. Двадцать пять лет назад меня ругали за эту интеграцию, мол, скрестила «ежа и ужа», менеджмент с коммуникацией. А сейчас уже всем понятно, что менеджмент нуждается в коммуникациях, а коммуникации в управлении. Это сиамские близнецы, их невозможно разделить. Сейчас готовят очень много менеджеров и представителей рекламы и связи с общественностью, но никто не делает того, что делаем мы, а именно прорастание менеджмента в коммуникации и наоборот. У нас уникальные учебные планы, где наряду с менеджментом и маркетингом, есть выставочное и гастрольное дело, международные культурные проекты, технологии фандрейзинга, краудфандинга и эндаумента, истории основных видов искусства, компьютерный дизайн….. Мы, например, маркетинг вводили тогда, когда его не было как предмета в стандарте. Несколько лет назад ко мне обратились из посольства Финляндии, попросили представить факультет на встрече с представителем нового финского университета, что мы и сделали совместно со студентами. Приглашение было обусловлено тем, что финны презентовали новый университет Аолто, создавая его они использовали идею интеграции, но на новом уровне.

Мы стараемся за счёт гуманитарной составляющей с креном в изучение различных видов искусства расширить креативный потенциал наших студентов, чтобы мышление не было ординарным, клешированным, а было парадоксальным, ассоциативным, в общем — продуктивным. Чтобы мыслить не только рационально, а ещё и ассоциациями, аналогиями, образами, используя рефрейминг…. Будущему профессионалу в области рекламы и связи с общественностью очень нужны идеи, нужно быть уникальным и непохожим. Нет другой кладовой, кроме культуры и искусства. В менеджменте тоже много вопросов, связанных с управлением, когда вам надо принимать неординарные решения, когда Вы не можете пойти по проторенной дорожке, когда возникают какие-то риски, форс-мажорные обстоятельства. Если у человека большой социокультурный бэкграунд, если он наполнен искусством, у него будут более продуктивными решения сложных вопросов. Будучи принятыми рационально, они будут опираться и на эмоциональный интеллект, о котором сегодня так много говорят теоретики мирового менеджмента. Исследователи говорят, ещё не известно, какой из них важнее, эмоциональный или рациональный.

Нет, это многообразие чувственного восприятие, то, что сегодня принято называть эмоциональным интеллектом. Это разнообразный эмоционально-психологический багаж, а кроме этого умение выстраивать доверительные эффективные коммуникации, создавать комфортное психоэмоциональное пространство для работы, умение управлять собственными и сторонними эмоциями. Например, не случайно существует тенденция, связанная с «Креативном классом», описанная у Ричарда Флорида. В крупных компаниях, не связанных с искусством, в последнее время появляется, например, должность художника, без прикладной задачи: он не создаёт рекламу, не занимается декорированием пространства интерьера, ему просто выделяют мастерскую, и любой сотрудник может зайти и посмотреть, как он работает. Это другая атмосфера, другие правила, навыки, умения воплощать, передавать эмоциональный мир в красках, формах. Иногда это наталкивает на неординарные решения сложных задач.

Когда мне хотелось бы, чтобы меня поддержали или пожалели, он никогда этого не делает, а говорит, что я сама виновата. Но моё замужество сыграло колоссальную роль в моём становлении. Его круг общения состоял из блестящих и даже великих людей, большинства уже нет с нами. Когда ты сидишь с великими и пьёшь чай, жаришь им картошку, а они говорят замечательные вещи, то это остаётся на подкорке.

Вот Авнер Яковлевич Зись, совершенно фантастический человек, который был заведующим сектора эстетики в Институте искусствознания практически в конце жизни, читал эстетику и другие гуманитарные дисциплины в школе-студии МХАТ невероятное количество лет, у него учились Броневой, Высоцкий и многие другие. В очередной юбилей, когда ещё Броневой выходил на сцену, он ему спел невероятный панегирик, музыкальное посвящение. Понятна его национальная принадлежность, поэтому ему запрещали писать, некоторое время даже публиковался не под своим именем, обладал феноменальной памятью он: выступая на защитах, он цитировал наизусть фрагменты работ с точным указанием страниц. Это всех повергало в изумление. И кто бы не пытался поймать его на ошибке, всегда оставался в проигрыше. Были и другие люди. На нашей кафедре — Елена Васильевна Волкова, филолог, занималась проблемами искусства, её немного недолюбливали, потому что она не имела базового философского образования. Считалось, что она более эмоциональная и менее абстрактная в этом отношении. Она была старше и меня, и моего мужа. Когда она звонила ему, я говорила, смеясь: «Звонит твоя подружка». Они могли часами разговаривать, обсуждая всё на свете.

Но чуть позже мы стали с ней очень близки по-человечески. Она странным образом стала совершенно спонтанно называть меня Ирусей, так меня звала только мама. Близость возникла, наверное, потому, что по возрасту она была чуть младше моих родителей, которых мне всю мою жизнь в Москве очень не хватало. Возможно, это была частичная компенсация отсутствия родительской близости, с которым я много переписывалась и еженедельно говорила по телефону. (Мои родители и моя родительская семья — это неизбывная моя любовь. Судьба в этом отношении была ко мне и благосклонна, и не очень. Сегодня с этой стороны у меня никого не осталось. Папа ушел в 1994 г., мама — 2006, младший брат — 2007, старший — 2016) Мои родители сильные и мощные личности, их судьба — судьба страны. Мне иногда кажется, что их жизнь достойна романа.

Но вернёмся к Елене Васильевне. С ней связаны не только исследовательские и человеческие сюжеты, но полоса музейных, театральных и концертных марафонов, мы ходили на все выставки, интересные спектакли и филармонические концерты, приобщая и более молодое поколения аспирантов, изучали постоянные экспозиции по несколько раз. Нас узнавали в музеях, театрах и концертных залах, и это было прекрасно! Это была определённая форма самообразования. Мы всегда были на пике культурно-художественных интересов интеллектуальной элиты страны.

Когда я завершала работу над докторской, мы много её обсуждали. И я помню её вопрос: в какую сторону пойдешь в «синтез искусств» или «выразительную форму»? Решение было однозначное в сторону последнего. Несмотря на то, что это концепция связана с именем А. Ф. Лосева, истоки значительно глубже и они тогда противоречили марксистской доктрине. Считалось, что идёт возвеличивание формы.

Меня вызвал Михаил Федотович и сказал: «Ты думаешь защищать докторскую»? Он меня часто приглашал выступать в качестве оппонента, так как был не только заведующим, но и председателем Учёного совета по докторским и кандидатским защитам. Я дважды стояла в очереди на защиту по полтора года. Сейчас аспирантов и соискателей защищается значительно меньше, никаких очередей, бери — не хочу. Итак, он предложил мне утвердить тему докторской. Вы себе не можете представить, что такое утвердить на кафедре тему докторской диссертации. За ним ходили хвостом люди из всех республик СССР, его искали, даже «спали» под его кабинетом, лишь бы его увидеть, а у меня снова случай, повезло. Он считал, что я должна. Я защищалась в 1991 году, уже после его смерти.

«Взаимодействие и полифоничность искусств». (Художественно-выразительные функции музыки в драматическом театре, кинематографе, телевидении).

Арнольд Арамович — удивительный и человек, и учёный. Бог одарил его невероятным умом. Он последний из могикан отечественной эстетики. Это человек с абсолютно незамутнённым сознанием, он никогда не думает клишировано, ему ближе парадокс. Он немного лентяй, сибарит, чего-то может не знать, но может это открыть. Он читает невероятно много профессиональной литературы, все философские журналы, западных авторов. Он практически не готовится к лекциям, а что-то смотрит и пролистывает огромное количество своих несистематизированных записей. Там столько идей! Он иногда мне говорит: «Вот возьми и напиши». А я отвечаю: «Нет уж...». Во время чтения у него продуцируется множество идей, но если он их высказал устно, ему уже неинтересно их выписывать. А я, наоборот, системная, у меня много времени уходит на административную деятельность, на проекты, организацию, я помогаю ему с техникой, с которой он не очень дружит. Все его тексты набираю я. Я его первый читатель. Мы иногда пишем вдвоём, но процесс этот очень сложный.

Один исследователь пишет фантастические тексты, другой может в устной форме выразить то, что он открывает. А есть смешанный тип, который может и писать, и транслировать не только своё, но и интересные и значимые мысли других. Я бы себя отнесла к последнему. А свобода заключается в том, что я, входя в аудиторию и начиная говорить, ещё не знаю, какие я буду приводить примеры и как буду их анализировать. Иногда сама себе удивляюсь, из каких глубин что берётся. Это зависит от погоды и природы, настроения, аудитории, факторов много. Но я раскрою то, что нужно будет раскрыть, а форма — это импровизация и свобода в изложении материала. Был замечательный период времени, когда импровизировать можно было в учебном процессе, это всё было в начале перестройки, когда не было столь жестких регламентаций. Занятия в парке или музее, проект как занятие, включение нового предмета, которого нет в учебном плане, но он объективно нужен и многое, многое другое… Свобода — это прекрасно, не случайно говорят, что это слово сладкое, то есть очень притягательное. Но свобода — это не лингвистическая формула — это действие, это поступки. Настоящий учитель — человек способный на свободный поступок, способный на идею, которая требует поступка. Однако — это не вседозволенность.