декабрь 2018
«Космос и любовь»
Интервью c режиссёром Лилией Абаджиевой и актёрами московского театра Луны Артуром Сопельником и Семеном Литвиновым в преддверии премьеры спектакля
«Ромео и Джульетта»
Интервью c режиссёром Лилией Абаджиевой и актёрами московского театра Луны Артуром Сопельником и Семеном Литвиновым в преддверии премьеры спектакля
«Ромео и Джульетта»
Беседу вела Мария Ицкова
Работа с текстом и вёрстка Катерины Вендилло
Фото Н. Киселева
Работа с текстом и вёрстка Катерины Вендилло
Фото Н. Киселева
Лилия Абаджиева
Режиссёр
Режиссёр
— Вы любите русскую литературу? Чем именно она Вам нравится?
Литература, с которой мы выросли, остаётся в сердце и формирует не просто наш взгляд на жизнь или искусство, но и нечто большее. Когда мы читаем Камю или Сартра, Достоевского или Толстого, они остаются навсегда с нами, мы к ним возвращаемся. Я несколько раз возвращалась к их произведениям, ещё в юности читала Достоевского, ставила «Безотцовщину», «Чайку», «Женитьбу» и «Ревизора».
Наша литература даёт представление о русской душевности, русском понимании жизни. Это сокровище, которым необходимо делиться со всем миром.
— Какие мысли русской литературы Вам близки?
У меня очень много любимых русских философов. Например, Мережковский говорит, что Достоевский не просто описывал человеческие терзания, а часто давал нам прочувствовать тот момент, когда человек доходит до финальной точки, до исступления души. То есть это близко к христианству: Достоевский как бы извиняет человека перед Богом.
Моя самая любимая цитата из Достоевского — это цитата из «Записок из подполья»: «Страдание — это единственная причина сознания». В Болгарии я ставила спектакль по этому произведению.
Моя самая любимая цитата из Достоевского — это цитата из «Записок из подполья»: «Страдание — это единственная причина сознания». В Болгарии я ставила спектакль по этому произведению.
— Уже в студенческие годы Вы пришли к Шекспиру. Может, Вы помните, в какой именно
момент и благодаря чему Вы осознали, что Шекспир — целая вселенная для Вас?
момент и благодаря чему Вы осознали, что Шекспир — целая вселенная для Вас?
Шекспир своей поэзией и философией выражает внутренний мир человека через все его бездны и стремления. Он работает с самыми архетипными ситуациями. Не имеет значения, комедия это или трагедия.
Все этапы моего развития как режиссёра так или иначе с ним связаны. Я ставила Шекспира уже на втором курсе, самый активный период пришелся на третий. Его мир пробуждал и восторгал меня, он — вселенная и дорога к самопознанию, к исследованию всего человеческого в человеке.
Я как-то ставила его произведения на английском, это просто космос. Его пьесы будто про меня. Они — некий психологический, философский, чувственный iCloud. Шекспир заставляет меня верить в то, что есть определенная точка духа, после которой жизнь и смерть, божественное и демоническое перестают быть антиподами. Он задает нам вопрос: «Имеет ли смысл весь этот мир». Шекспир показывает человека таким, какой он есть перед Богом, в этом смысле он пересекается с Достоевским.
Я благодарна судьбе, что у меня была возможность развивать свою театральную шекспировскую лексику не только в болгарских реалиях, но в российских, немецких и американских тоже. Эти разные театральные традиции стали бесценным опытом столкновения культурных идентичностей. К тому же я всегда была в поиске, развивала свое исследование Шекспира.
Я как-то ставила его произведения на английском, это просто космос. Его пьесы будто про меня. Они — некий психологический, философский, чувственный iCloud. Шекспир заставляет меня верить в то, что есть определенная точка духа, после которой жизнь и смерть, божественное и демоническое перестают быть антиподами. Он задает нам вопрос: «Имеет ли смысл весь этот мир». Шекспир показывает человека таким, какой он есть перед Богом, в этом смысле он пересекается с Достоевским.
Я благодарна судьбе, что у меня была возможность развивать свою театральную шекспировскую лексику не только в болгарских реалиях, но в российских, немецких и американских тоже. Эти разные театральные традиции стали бесценным опытом столкновения культурных идентичностей. К тому же я всегда была в поиске, развивала свое исследование Шекспира.
Занятие театром — это всегда дорога к самопознанию, несмотря на то, что это происходит через конкретное произведение. Каждый день, час, минуту, каждую репетицию ты, будто хирург, препарируешь текст, дабы «оживить» его на сцене.
Мы положили свою жизнь к ногам театра, но если он не становится дорогой к самопознанию, дорогой к поиску смысла жизни, возвышенного, то теряется смысл заниматься этим искусством.
Мы положили свою жизнь к ногам театра, но если он не становится дорогой к самопознанию, дорогой к поиску смысла жизни, возвышенного, то теряется смысл заниматься этим искусством.
Возьмем спектакль, над которым мы сейчас работаем. Данная постановка, «Ромео и Джульетта #алхимиялюбви», воплощает мою уверенность в том, что физические законы веры и пространства неприменимы к театру. Через театр можно преодолеть гравитацию и даже законы материального. Шекспир сам говорит, что любовь на самом деле это что-то необъяснимое, метафизическое по своей природе:
Моя душа, ядро земли греховной,
Мятежным силам отдаваясь в плен,
Ты изнываешь от нужды духовной
И тратишься на роспись внешних стен.
Твоя душа противится свиданьям.
Но ты скажи ей, как меня зовут.
Меня прозвали "волей" иль "желаньем"
А воле есть в любой душе приют.
В нашем спектакле мне очень хочется создать алхимию любви, достичь нового уровня условности и метафизичности. Любовь — и есть метафизика. Только гениальные поэты и писатели смогли к этому приблизиться. Есть точка соприкосновения с «другим миром». Когда ты влюблен, пусть даже несчастно влюблен, твоя жизнь превращается во что-то другое, не важно, как это назвать – сон, мечта. Именно тогда мы по-настоящему живем.
Моя душа, ядро земли греховной,
Мятежным силам отдаваясь в плен,
Ты изнываешь от нужды духовной
И тратишься на роспись внешних стен.
Твоя душа противится свиданьям.
Но ты скажи ей, как меня зовут.
Меня прозвали "волей" иль "желаньем"
А воле есть в любой душе приют.
В нашем спектакле мне очень хочется создать алхимию любви, достичь нового уровня условности и метафизичности. Любовь — и есть метафизика. Только гениальные поэты и писатели смогли к этому приблизиться. Есть точка соприкосновения с «другим миром». Когда ты влюблен, пусть даже несчастно влюблен, твоя жизнь превращается во что-то другое, не важно, как это назвать – сон, мечта. Именно тогда мы по-настоящему живем.
Любовь – это проекция нашей вечной мечты. Поэтому «Ромео и Джульетта» — трагедия. Ведь в нашем мире нет места гармонии.
— Изначально Вы уже ставили в 2003 году в Москве переосмысление спектакля с подмостков Софии. Произошли ли какие-то изменения в постановке и сценарии? Расскажите о главных видоизменениях, отличающих постановку 2003 года от 2018?
Бердяев говорит, что андрогинность — это стремление к совершенству, это поэтический и философский образ, стремление к той самой гармонии. Мы всегда стремимся к гармонии, неважно, как её назвать.
Многое поменялось, художник, с которым я работаю, развил свою эстетику, так же как и я. Хотелось бы вспомнить аналогию с Платоном, пещерой и этим «нереальным» светом (Миф о пещере — знаменитая аллегория, использованная Платоном в 7 книге диалога «Государство» для пояснения своего учения об идеях). Художника интересует, что наш свет — это игра, не ясно, реальный он или нет.
Именно в этом спектакле будет показана невозможность существования любви в нашем мире, есть исключения, но они скорее действуют как подтверждение. Я думаю, что великие исследователи любви были аскетами. В своём спектакле я попытаюсь показать, своё представление и представление художников о любви в трагической проекции, когда невозможно по-другому.
В нашем спектакле через сценографические решения, аллегории, через игру, сквозь которую я провела ребят, мы покажем проявления любви. Мало сказать, что у нас сейчас просто невероятный процесс, вдохновляющий, мы понимаем друг друга с полуслова. На всех уровнях у меня есть ощущение, что все складывается.
Именно в этом спектакле будет показана невозможность существования любви в нашем мире, есть исключения, но они скорее действуют как подтверждение. Я думаю, что великие исследователи любви были аскетами. В своём спектакле я попытаюсь показать, своё представление и представление художников о любви в трагической проекции, когда невозможно по-другому.
В нашем спектакле через сценографические решения, аллегории, через игру, сквозь которую я провела ребят, мы покажем проявления любви. Мало сказать, что у нас сейчас просто невероятный процесс, вдохновляющий, мы понимаем друг друга с полуслова. На всех уровнях у меня есть ощущение, что все складывается.
— Данную постановку театр позиционирует как новаторскую. Не могли бы Вы пояснить нашим читателям, в чём именно заключается новаторство постановки? Чего нам ждать?
Я думаю, что нет авангардного и нет классического театра. Для меня театр бывает хорошим или плохим.
Критики любили давать мне разные имена, ещё когда я была на третьем курсе, одно очень
известное болгарское издание поставило меня в десятку лучших режиссёров на тот момент. Я
была в одном списке со своими учителями. Это было, конечно, большим испытанием для меня.
Потом меня называли «авангардная», потом «непослушная», «непокорный ребенок» болгарского театра, а в Берлине меня представили на Berliner Festspiele как «болгарскую Мадонну» и так далее.
Я очень благодарна Сергею Борисовичу Проханову и Айрату Тухватуллину, который позвонил мне в апреле и пригласил меня работать. Мы воспитаны в
про-Станиславской школе, но как бы не в оригинале. У каждого из наших профессоров в Софии было свое понимание Станиславского. Встреча с русской душой, театром. И именно сейчас, в 2018 году, встретиться с ребятами, с которыми я работаю в данный момент, — это просто чудо. Они для меня стали олицетворением современной России. Через их сердца, чувственность и души я начинаю понимать, что есть Россия сегодня.
известное болгарское издание поставило меня в десятку лучших режиссёров на тот момент. Я
была в одном списке со своими учителями. Это было, конечно, большим испытанием для меня.
Потом меня называли «авангардная», потом «непослушная», «непокорный ребенок» болгарского театра, а в Берлине меня представили на Berliner Festspiele как «болгарскую Мадонну» и так далее.
Я очень благодарна Сергею Борисовичу Проханову и Айрату Тухватуллину, который позвонил мне в апреле и пригласил меня работать. Мы воспитаны в
про-Станиславской школе, но как бы не в оригинале. У каждого из наших профессоров в Софии было свое понимание Станиславского. Встреча с русской душой, театром. И именно сейчас, в 2018 году, встретиться с ребятами, с которыми я работаю в данный момент, — это просто чудо. Они для меня стали олицетворением современной России. Через их сердца, чувственность и души я начинаю понимать, что есть Россия сегодня.
— Ещё немного про постановку. Какими именно театральными средствами Вы
преодолеваете законы гравитации, времени? Думаю, основной массе читателей было бы
интересно узнать какие-то закулисные детали.
преодолеваете законы гравитации, времени? Думаю, основной массе читателей было бы
интересно узнать какие-то закулисные детали.
Ещё на первой репетиции я сказала слова Пастернака, тогда, помню, записала их себе по-русски, «первый признак таланта – это смелость».
Мы с ребятами попробуем достичь этого через свет и игру, в пространстве крайне сложно
передать то, что думает постановщик. Важен метатекст спектакля и способ его демонстрации на сцене. Каждый жест, мысль, эмоции, голоса актеров, луч света, поворот, декорации, все смыслы и значения моих режиссерских решений — это все метатекст.
Через обстоятельства, которые нам дал Шекспир, трагическая обреченность любви может существовать. Я не имею в виду, что любовь обязательно должна закончиться смертью.
передать то, что думает постановщик. Важен метатекст спектакля и способ его демонстрации на сцене. Каждый жест, мысль, эмоции, голоса актеров, луч света, поворот, декорации, все смыслы и значения моих режиссерских решений — это все метатекст.
Через обстоятельства, которые нам дал Шекспир, трагическая обреченность любви может существовать. Я не имею в виду, что любовь обязательно должна закончиться смертью.
Если ты хочешь, чтобы твоя любовь была вечной, то надо остановиться в этом моменте и дорожить им. Жизнь остановить нельзя. Любовь – это то же самое, она в мире не останавливается.
— Для кого Вам проще ставить свои спектакли: для западного или российского зрителя? Или они универсальны?
Когда я первый раз оказалась в России, то поняла, что имею только литературные представления о русской душе. Увидела, что русские намного шире, горячее, чувственнее, чем их описал Достоевский. Поэтому мне очень хочется, чтобы моя работа в 2018 позволила людям понять этот сон и мечтания о любви. А я вижу это каждый день у вас даже в метро и на улице.
— Как Вам кажется, сможет ли российский зритель в полной мере воспринять постановку
классической пьесы, где все роли исполняют мужчины?
классической пьесы, где все роли исполняют мужчины?
Ещё с античного театра была такая традиция. Раньше вообще играли очень молодые ребята, у которых только-только ломался голос. Я уверена, после первой сцены все забудут, что это мужчины. И будут смотреть только актерскую игру, смысл, значения, режиссерские идеи, метафоры на уровне эстетики спектакля.
— Какой эффект Вы ожидаете от постановки 2018 года?
Если хотя бы на секунду пьеса коснется зрителя, в каком бы он ни был
состоянии духа, если он прочувствует это состояние любви, уже будет хорошо. Очень надеюсь, что спектакль найдет своего зрителя.
состоянии духа, если он прочувствует это состояние любви, уже будет хорошо. Очень надеюсь, что спектакль найдет своего зрителя.
— Как я понимаю, Вы работали над постановкой вместе с Вашим супругом Василом Абаджиевым. Всегда ли ваши взгляды на спектакль совпадали? Расскажите о специфике работы с близким человеком.
Без Васила я никак не смогу. Во-первых, он принимает уникальные сценографические решения, которые работают на разных уровнях. У него есть понимание того, что делает художник. Он понимает, что его работа не должна выступать на первый план. Мы друг друга заряжаем энергией, но не могу сказать, что мы всегда одного мнения на всех репетициях. Но я ему очень доверяю, а он мне. Это очень рабочая, вдохновляющая связь.
— Как Вам кажется, возможна ли в наше время такая же всепоглощающая любовь, как у Ромео и Джульетты?
Почему домохозяйки смотрят мыльные оперы? Потому что в них теплится желание любви. Каждая секунда нашей жизни — это любовь. Все воспоминания — это тоже любовь.
Я уверена, что да. На самом деле если я бы в это не верила, я бы и не ставила спектакль. Я не считаю количество своих спектаклей, не знаю, сколько актёров через меня прошло, но я
помню все первые репетиции. С каждым из них, с каждым актером у меня не только
профессиональные, но и личные взаимоотношения во время репетиционного процесса.
Сейчас я могу сказать, что театр — это исследование человека в человеке. Жизнь современного человека редко бывает насыщенной мечтаниями и радостями. Театр приближает нас не только к философии и эстетике, но и к абсолюту поэзии, которой нам так не хватает. Без поэзии наша жизнь не имела бы смысла. Я уверена, что спектакли создают иной мир, совершенно другую
реальность.
помню все первые репетиции. С каждым из них, с каждым актером у меня не только
профессиональные, но и личные взаимоотношения во время репетиционного процесса.
Сейчас я могу сказать, что театр — это исследование человека в человеке. Жизнь современного человека редко бывает насыщенной мечтаниями и радостями. Театр приближает нас не только к философии и эстетике, но и к абсолюту поэзии, которой нам так не хватает. Без поэзии наша жизнь не имела бы смысла. Я уверена, что спектакли создают иной мир, совершенно другую
реальность.
Артур Сопельник
Актёр
Актёр
— Артур, распределение ролей состоялось, Вы, как я понимаю, играете Ромео?
Да, это уже окончательное распределение, но мы очень долго его утверждали. Две недели, даже две с половиной — это много, мы каждый день репетировали, каждый попробовал себя и в роли Ромео, и в роли Джульетты, и в роли кормилицы, и в роли отца.
— Каково работать в такой обстановке? Как я понимаю, надо знать все слова?
Тяжело. Слова знать необязательно, но были нужны зарисовки сцен, в них мы существовали, выполняли какие-то задачи, поставленные Лилией. Это и
было тяжело, ведь чтобы выполнить задачу, тебе нужно твердо усвоить, кто ты, понять психологические аспекты. В этом плане было непривычно. Обычно я прихожу на определенную роль. А тут: приходи, репетируй, но не понятно, кого.
было тяжело, ведь чтобы выполнить задачу, тебе нужно твердо усвоить, кто ты, понять психологические аспекты. В этом плане было непривычно. Обычно я прихожу на определенную роль. А тут: приходи, репетируй, но не понятно, кого.
— Понравилось ли Вам работать с Лилией?
Конечно. Это интересный опыт, потому что у каждого режиссёра есть свой характерный почерк. У Лилии он по началу абсолютно непривычный для российского актёра. С таким подходом я сталкиваюсь впервые, хотя понимаю, для чего это и к чему оно ведет.
Лилия иногда неправильно говорит слова, из-за чего ещё больше нужно сосредотачиваться, чтобы её понять. В начале мы просто не понимали, чего она от нас хочет. Но со временем я научился понимать её с полуслова.
Лилия иногда неправильно говорит слова, из-за чего ещё больше нужно сосредотачиваться, чтобы её понять. В начале мы просто не понимали, чего она от нас хочет. Но со временем я научился понимать её с полуслова.
— Участвуете ли Вы параллельно в других проектах?
Да, конечно. Снимаюсь в сериале в Минске. Полмесяца назад у меня были съемки и в Москве, и в Минске, да ещё и здесь репетиции, в том числе ночные, это было какое-то сумасшествие. Каждый раз, когда Лилия предлагала закончить репетицию, остальные ребята кричали: «Нет, нет!», и я думал: «Что же вы делаете, за что?» (смеется)
— Что Вам ближе, съемки или театр?
Это абсолютно разные вещи. Отличие в том, что на сцене у тебя нет дубля,
на сцене всё рождается здесь и сейчас. Если ничего не рождается, то увы, друг, готовься к провалу. Сцена подразумевает, что ты выходишь уже настроенный, готовый, опростоволоситься нельзя. А в фильме это можно «нагнать».
на сцене всё рождается здесь и сейчас. Если ничего не рождается, то увы, друг, готовься к провалу. Сцена подразумевает, что ты выходишь уже настроенный, готовый, опростоволоситься нельзя. А в фильме это можно «нагнать».
— Участие в такой необычной постановке оказало влияние на Ваше мироощущение?
Лилия внесла в эту постановку очень много произведений, мы ведь читаем сонаты не только Шекспира и из «Ромео и Джульетты». Ещё масса других авторов и их произведения, причем не всегда от лица героев, а часто от своего лица. Я не буду выдавать все тайны, но там есть абсолютно космические вещи: настолько просто говорится о любви, такие сумасшедшие тексты, что на читках некоторые ребята почти плакали.
Как ни крути, нельзя быть скупым душевно, когда говоришь на любовные темы, ведь это настолько необъятное чувство. Как объяснить, что такое любовь, ведь у каждого она своя, разная, каждый по-своему её выражает. И у нас в спектакле любовь проявится по-разному. То есть это будет и через Шекспира, и через какие-то бытовые вещи. Мы будет давать зрителю связку ключей, которая приведет каждого к единому знаменателю.
— Через пьесу Вам удалось вынести свое понимание любви?
Мне повезло, так я с Шекспиром был знаком с детства, играл Меркуцио в театральной студии. Педагоги пытались до нас донести всякие духовные
вещи, которые я на тот момент не понимал, было просто классно и здорово. Сейчас же у меня сформировалось мнение по поводу пьесы и всего Шекспира, мы все вместе собрали определённый механизм, пазл. Как часы не могут работать без определенной детальки, так и у нас важна сплоченность команды, каждый человек — равноправная и важная деталь.
вещи, которые я на тот момент не понимал, было просто классно и здорово. Сейчас же у меня сформировалось мнение по поводу пьесы и всего Шекспира, мы все вместе собрали определённый механизм, пазл. Как часы не могут работать без определенной детальки, так и у нас важна сплоченность команды, каждый человек — равноправная и важная деталь.
— Что Вы посоветуете молодым актёрам, которые хотят попробовать свои силы в такого рода постановках?
Надо просто отпускать себя. В студенческие годы я многого боялся. Общественное мнение влияло, себя не знал. Познавайте себя! Отпустив себя, можно узнать, какой ты на самом деле.
— Как Вы считаете, возможна ли такая всепоглощающая любовь в наше время?
Да, в раннем возрасте, когда нет «но». Мы их не слышим, не замечаем. Помните первую любовь в 12 лет? Это было всё, Абсолют, идеальная семья. Сейчас же
слишком много «но»: «Я хочу быть с тобой, но — много работы, я слишком занят, масса всего в целом». Когда ты молод, тебя ничего не останавливает, ты любишь, дружишь ненавидишь абсолютно, всё на максимум, всей душой. Такой вот синдром Ромео и Джульетты, все мы через него проходили в наши 17 лет.
слишком много «но»: «Я хочу быть с тобой, но — много работы, я слишком занят, масса всего в целом». Когда ты молод, тебя ничего не останавливает, ты любишь, дружишь ненавидишь абсолютно, всё на максимум, всей душой. Такой вот синдром Ромео и Джульетты, все мы через него проходили в наши 17 лет.
Семен Литвинов
Актёр
Актёр
— Понравилось ли Вам работать с Лилией?
Мы ещё не закончили работу, но мне всё очень нравится! Если честно, то я просто восхищаюсь работой с ней. На данный момент это мой лучший опыт работы в театре. После роли Джульетты мне больше ничего не страшно! (смеётся)
— Ваш коллега, Артур, говорил, что Вас отобрала сама Лилия. В какой момент Вы влились в коллектив?
Я слышал от друга, что кастинг в этот проект состоится осенью, и сказал ему, что очень хочу на него попасть. В конце августа он разбудил меня телефонным звонком, и сказал, что режиссер в
Москве и прямо сейчас проводит кастинг, то есть мне нужно срочно приехать в театр. Я ответил, что не готов, так как не успел перечитать пьесу, выучить что-то из неё, да и вообще боюсь, не читать же ей Есенина или Пушкина. Он сказал, да хоть Лермонтова, главное не бойся и приезжай! И я приехал, Лиля дала мне какие-то задания, читал Есенина, крутил колеса, бегал по сцене, прыгал, орал как ненормальный, а через месяц мне позвонили из театра и сказали, что я в проекте. Начались репетиции, но мы не понимали, кого будем играть, её задания не имели никакого отношения к спектаклю, во всяком случае нам так казалось.
До этого у меня была главная роль полном метре, где я зимой на Алтае переплывал горную реку, лазил по горам, падал с обрыва, но я никогда не мог подумать, что репетировать на сцене может быть гораздо сложнее .
Москве и прямо сейчас проводит кастинг, то есть мне нужно срочно приехать в театр. Я ответил, что не готов, так как не успел перечитать пьесу, выучить что-то из неё, да и вообще боюсь, не читать же ей Есенина или Пушкина. Он сказал, да хоть Лермонтова, главное не бойся и приезжай! И я приехал, Лиля дала мне какие-то задания, читал Есенина, крутил колеса, бегал по сцене, прыгал, орал как ненормальный, а через месяц мне позвонили из театра и сказали, что я в проекте. Начались репетиции, но мы не понимали, кого будем играть, её задания не имели никакого отношения к спектаклю, во всяком случае нам так казалось.
До этого у меня была главная роль полном метре, где я зимой на Алтае переплывал горную реку, лазил по горам, падал с обрыва, но я никогда не мог подумать, что репетировать на сцене может быть гораздо сложнее .
— Этот спектакль уже успел как-то на Вас повлиять?
Да, конечно, я каждый день открываю для себя что-то новое. Прихожу домой и долго не могу уснуть, меня мучает бессонница, разрывает бесконечный поток мыслей. Этот проект меня потряс до глубины души. Хотя у меня ещё нет конкретной картинки, как это будет выглядеть.
Однажды на репетиции я читал Сёрена Кьеркегора, а когда закончил, стал рыдать. Я не мог успокоиться 20 минут. Лиля спросила, что случилось, но я не смог это объяснить. Это просто какой-то космос!
Однажды на репетиции я читал Сёрена Кьеркегора, а когда закончил, стал рыдать. Я не мог успокоиться 20 минут. Лиля спросила, что случилось, но я не смог это объяснить. Это просто какой-то космос!
— Какая, на Ваш взгляд, царила атмосфера в коллективе?
Дружественная, мы друг друга поддерживаем. Один парень упал в обморок, мы его поймали, и он не ударился головой (смеется). Я считаю, что так и должно быть, без такой атмосферы ничего не получится. Однажды у меня был неприятный опыт, когда во время работы в одном сериале я опоздал на смену на 5 минут, после чего режиссёр меня уничтожал все оставшиеся 15 съемочных дней, а сам он был не трезв. Мы потеряли гораздо больше времени на его нравоучениях, возможно, таким образом он хотел самоутвердиться. Было чувство, что он хотел меня раздавить, но я не понимал для чего, ведь таким образом он не улучшал процесс, а общее дело только страдало.
А здесь все иначе, мы не тратим время на глупости, потому что хотим сделать что-то большее, чем просто спектакль.
А здесь все иначе, мы не тратим время на глупости, потому что хотим сделать что-то большее, чем просто спектакль.
— Как вы себя готовили к работе с таким необычным режиссёром?
После второй репетиции я бросил курить. Приседаю, отжимаюсь, так как физически очень сложно работать. Стал больше читать, и меньше сидеть в соцсетях (смеётся). Можно сказать, что наши репетиции — это очень крутые психологические тренинги. Мы много говорим о жизни.
Наверное, у каждого из нас пробегала мысль: «зачем мы все это делаем?», ведь времени до премьеры с каждым днём все меньше, нужно что-то делать, выпускать спектакль, а мы философствуем. Но сейчас все встало на свои места, и пазл сложился.
Наверное, у каждого из нас пробегала мысль: «зачем мы все это делаем?», ведь времени до премьеры с каждым днём все меньше, нужно что-то делать, выпускать спектакль, а мы философствуем. Но сейчас все встало на свои места, и пазл сложился.
— Как Вы считаете, возможна ли такая всепоглощающая любовь, как у Ромео и Джульетты, в наше время?
Да, конечно, возможна и даже необходима! Я считаю, что они совершили настоящую революцию во имя любви. Представьте: дочка Путина и сын Порошенко полюбили друг друга, и им всё равно, что их отцы, мягко говоря, не дружат, они всё равно вместе! Я считаю, так и должно быть в жизни, не надо ничего бояться, надо просто идти по зову своего сердца.
Другие публикации, которые могут быть Вам интересны: