Интервью с артистом театра «У Никитских ворот» Константином Ивановым
Беседу вела Полина Жукова Вёрстка Катерины Вендилло
Об учёбе, приходе в профессию, бесконечных репетициях, о премьере мюзикла «Капитанская дочка», а также о том, почему интереснее играть классику.
“
После окончания института ты дышишь каким-то мнимым искусством и у тебя все немного воздушное. Нужно вовремя для осознания того, что театр намного жестче.
— Константин, как экономический лицей привел Вас к поступлению в театральный институт?
Моя мама работала учителем русского и литературы в экономическом лицее в Ташкенте. При поступлении, будучи шестилетним ребенком, я должен был сдавать экзамены. После педагоги сказали, что не нужно терять два года и можно сразу зачислить меня во второй класс. Не знаю, хорошо это или плохо, но тогда разница в возрасте с одноклассниками была колоссальной. Не скажу, что было просто, но в итоге всё сложилось, пожалуй, лучше и интереснее. Потом в лицее был конкурс, который состоял из викторины и показа «сценки». Викторина была по Достоевскому, а сцену мы делали из «Преступления и наказания» про Раскольникова и Соню.
В жюри конкурса сидела женщина из комиссии, которая имела отношение к каким-то театральным студиям. Она и предложила попробовать мне силы в театральном искусстве.
Первые занятия в студии были катастрофой: ты не понимаешь, что происходит, люди ползают, что-то мычат. Первые два занятия я просто сидел и не принимал участия в процессе. Но педагог в студии был отличный, она умела правильно работать с детьми. Я втянулся в учебу, причем настолько, что приходил заниматься с младшей, средней и со старшей группой три раза в неделю до одиннадцати часов вечера.
Тогда и захотелось попробовать стать профессиональным актером, но меня отговаривали, ведь мне было пятнадцать лет, нужно было уезжать в Москву. Будучи жестким максималистом, я сказал, что буду первым, кто это сделает.
— И Вы сразу поступили в театральный институт им. Щукина?
В то время не было возможности, как сейчас, найти информацию в Интернете. Нам подсказали, что вступительные экзамены в институте будут девятого июля. Когда мы приехали, то узнали, что они закончились неделю назад.
Пришлось поступать во МГИК (Московский государственный институт культуры), в котором я проучился два года. Мечтал попасть к Кудряшову на режиссерский факультет ГИТИСа, на прослушивании он взял меня сразу в третий тур, но конкурс я не прошел. К счастью, Любимцев объявил добор в театральном институте Щукина. Надежды у меня не было, но я пошел на прослушивание и меня взяли на второй курс. Оказалось, не просто приходить на добор, после первого курса остались самые сильные. Но на третьем курсе мне попались хорошие партнеры и педагоги, благодаря которым я вынес все то, что имею на данный момент как актер.
— Как Вы попали в театр «У Никитских ворот»?
Благодаря Павлу Евгеньевичу Любимцеву. Есть много педагогов, которые довели тебя до выпуска, дали знания - и дальше ты должен сам устраивать свою судьбу. А Павел Евгеньевич посчитал своим долгом не только довести людей до диплома, но и постараться всех своих «детей» распределить по театрам. Одно дело, когда выпускник звонит в театр и спрашивает о вакансиях, другое – если позвонит Любимцев. Мы показались в очень много театров: двадцать шесть человек из тридцати одного поступили в театры.
— Марк Григорьевич Розовский часто доверяет ключевые роли молодым актерам, что является большой редкостью среди театральный трупп. Сложно ли было сразу включиться в такой активный рабочий процесс?
Действительно, такая ситуация, когда главные роли доверяют молодым актерам, является скорее исключением из правил. В институте у меня был другой метод – я мог робко предложить попробовать себя в какой-то роли. А в театре «У Никитских ворот» решил, что подход нужно менять. Я знал, на что способен как актер, заявлял об этом. Меня сразу взяли играть в «Харбин-34» (Документальная драма написана и поставлена художественным руководителем театра Марком Розовским), причем дали большую роль. В первый год я отыграл во всех постановках, в которых мог, шел на замены. В прямом и переносном смысле жил год в театре. Помогло и то, что в театре прекрасный коллектив.
— Марк Григорьевич сам ставит спектакли. Есть ли у него какие-то методические особенности как у режиссера?
После окончания института ты дышишь каким-то мнимым искусством и у тебя все немного воздушное. Нужно время для осознания того, что театр намного жестче института.
У него очень интересный подход и даже своя терминология, которую молодому актеру было сложно сначала понять: «самозеркалить», «позировка», «буфонить». Все зависит от подхода к репетициям со стороны актера: если ты подготовлен к репетиции, выучил текст, то Марк Григорьевич будет доволен, и работа пойдет легко. Моя особенность заключается еще и в том, что я люблю поспорить.
Мне поначалу казалось, что я умнее, что могу объяснять, как правильно. В силу этого совершил много ошибок, но были и дельные предложения. Если ты наступаешь на сценарную задумку, при помощи которой режиссер строит мысль, то Марк Григорьевич может отправить делать свой театр в любом подвале и там реализовывать свои задумки. Не нужно говорить режиссеру, что он делает что-то неправильно, нужно предлагать, тогда и идея будет принята к рассмотрению. Это приходит с опытом, теперь репетиции проходят для меня намного легче и приятнее. Раньше я позволял себе уйти с репетиции и сейчас понимаю, что выгнал бы себя года четыре назад. Марк Григорьевич – человек с колоссальным терпением.
— В театре идет много спектаклей, заявлено много премьер. Получается, что репетиционный процесс не прекращается?
Я провожу в театре всю жизнь. За пять лет работы здесь без репетиций я провел только полтора месяца. В остальное время – постоянная подготовка и спектакли. Это ненормальная нагрузка, но она мне нравится. Моя жена тоже играет в театре, мы играем вместе в трех постановках. И это потрясающе – работать вместе.
— Музыкальные постановки по нагрузке похожи на триатлон в спорте – вы играете, танцуете, поете. Как физически выдерживать такое?
В мюзикле «Капитанская дочка» мне повезло с составом. Мы можем меняться с другим актером, исполняющим роль Швабрина. Выпуск получился более или менее легким. В последние дни перед премьерой, когда нужно находиться в театре и днем и ночью, мы также менялись по актам, либо дням, и успевали отдохнуть. А танцевальная группа не меняется в плане состава. Они за неделю сыграли десять спектаклей – нагрузка была огромной. Во время спектакля шоковое состояние, ведь сцена позволяет немного больше, чем ты можешь. Забываешь, что у тебя насморк или болит нога, что ты физически не можешь бегать.
У нас есть спектакль «Милый друг». Мы сами попросили балетмейстера сделать сложный и необычный номер. После номера, в гримерке, мечтаешь о смерти и пытаешься научиться заново дышать. Каждый раз я даю обещание пойти в спортивный зал, бросить вредные привычки, чтобы помочь организму справляться с подобными нагрузками.
— Почему в репертуаре театра так много классики в пору экспериментов в других театрах?
... жить стало сложнее, стало сложнее развлекаться.
Лучше об этом спросить Марка Григорьевича, но мне нравится классика. Ее интересно играть. Также стоит признать, что жить стало сложнее, стало сложнее развлекаться. Театру нужно искать своего зрителя и находить его в лице тех же самых школ. А для школ классика является самым важным направлением для развития. В той же «Капитанской дочке» задача была сделать постановку понятной всем. Даже если ты не читал произведение, ты должен понять, о каких событиях идет речь.
— Как Вы относитесь к своему герою в «Капитанской дочке»? Швабрин очевидно негативный персонаж. Есть у Вас для него хоть какое-то оправдание?
Я оправдываю каждое его движение. По-человечески он ничего плохого не делал. У него есть один плохой поступок за все произведение, относительно плохой: когда он примкнул в шайке Пугачева. Он совершает поступки не ради удовольствия, а потому что хочет нормально жить. После службы в Семеновском полку оказался в непонятном месте, причем из-за случайности. У человека жизнь пошла под откос.
— Почему он оставил Машу в живых? Из-за любви или из-за желания управлять?
Швабрин безумно ее любит. Если бы ему нужна была плотская любовь, то он не раз мог этим воспользоваться. К примеру, когда Пугачев оставил его главным в Белогорской крепости, и Маша была у Швабрина в плену. Конечно же, он сохранил ей жизнь и честь из-за любви.