ДЕКАБРЬ 2015 ГОДА
Интервью с танцовщицей contemporary Анастасией Макаровой
Беседу вела: Катерина Вендилло
Друзья, представляю вам новое интервью - с танцовщицей contemporary, художницей, скульптором, дизайнером и непростым творческим человеком - Анастасией Макаровой. Говорим с Настей о том, откуда берется вдохновение, что ведет человека в ту или иную область выражения, что такое танец, кто такой танцор, в чем разница танцевальных стилей, как не уйти из созидания в делание денег, как чувствовать и строить свое тело, чтобы свободно танцевать, не вредя ему, как проявляется культурный код в танце - всё и не перечислить:) Мне было очень интересно работать с Настей и с её мыслями.
~
— Для начала расскажи о своем поле деятельности, чем конкретно ты занимаешься.
Мое поле деятельности состоит из нескольких профессий в визуальной и практической областях. В 14 лет я начала рисовать, в 15 пошла в художественную школу, прошла два года обучения за один, получила красный дипломом.
— Что ты там изучала?
Живопись, рисунок, основы композиции, батик (роспись по ткани) и скульптуру — мой любимый предмет. Директор сказал мне, что я талантливая и что стоит попробовать поступить в Университет им. Строганова. Получилось поступить через два года, я выбрала графический дизайн. К третьему курсу стало ясно, что что-то не так, что в дизайне мне недостает души. Дизайн — это индустрия, которая продает. Ты создаешь, чтобы продать продукт.
— Да, там тонкая грань, очень непросто остаться на стороне искусства.
Да. К тому же когда я начинала работать дизайнером, он здесь был никому не нужен, люди еще не понимали, что это такое. Заказчик хотел примитивных вещей. Когда ты это делаешь, ты потихонечку умираешь, потому что не творишь. К тому же, как правило, на работу давали мало времени и мало платили.
— Это был дизайн чего?
Чего угодно, мог быть буклет, баннер, сайт. Бездушная эта штука, очень коммерческая — дизайн. Хотя дизайнеры возразят и я тоже как дизайнер скажу, нет, это не так, дизайн — это искусство и можно реально продукт классно оформить и создать интересный бренд, но это было все равно не совсем то, что мне было нужно. Я по-другому чувствую. И начался поиск. Я около двух лет пыталась понять, чем же конкретно я хочу заниматься. Я пошла в киноклуб «Арткино», на общий практический курс, там познакомилась с ребятами, мы сделали команду «Овес», стали снимать. Все были творческие, дизайнеры-художники, мы делали нестандартные вещи. В тот год, когда мы снимали, был первый всероссийский фестиваль короткометражного кино. Мы на нем заняли первое место и получили гран-при.
— А о чем было кино?
Называется «во мне». Кино о том, как себя ведут органы человека, когда он влюблен. Например, я была желудком, он хочет есть, но не может. Мозг в отключке, сердце переживает. Нас было пять или шесть, каждый был органом. Была еще душа и член. В конце происходит поцелуй, просыпается душа и она танцует. Потом я поняла, что в кино мне еще рано. Мне было 22 года, а для того, чтобы снимать кино, нужно пожить, набраться опыта. Поэтому я решила не тратить пленку и идти дальше. Совершенно случайно и неожиданно я наткнулась на танец.
— На какой?
Вообще на сам факт. Я обнаружила его в своем теле, хотя раньше я особенно не танцевала. На одной драм-вечеринке я протанцевала до шести утра. Ловила кайф от свободного движения, выбирала лучших танцоров и отрывалась с ними. В конце вечера я села отдохнуть и вдруг увидела перед собой огромную белую дорогу... Я поняла, что это моя дорога и что это дорога танца. В интернете нашла для себя группу джаз-модерна, начала учиться. И вот до сих пор танцую.
Автор фото - Юлия Жолобова
— То есть от дизайна через кино к танцу. Здорово.
Да. Хотя мне было уже 23 года, для танцора в нашей стране это слишком много для старта. Но я знаю пример Пины Бауш (немецкая танцовщица и хореограф) и вообще современных танцоров, которые могут поздно начинать, поэтому решила не обращать внимание на то, что говорят. Тем более что во мне было ощущение, что это — именно то, что я должна делать.
— Если есть желание, ты идешь четко и знаешь, все получается.
Я забыла все и всех, ходила утром на балет, вечером на джаз, каждый день, балетом продолжаю заниматься до сих пор. Было сложно психологически, потому что ты урод по сравнению с теми, кто танцует давно. Ты не гнешься, не попадаешь в такт, не успеваешь за текстом и находишься в полной фрустрации первые полгода. Потом становится легче, но долгое время приходится работать с данными, чтобы хотя бы сесть на шпагат. И не на один, а на три.
— У тебя изначально не было растяжки?
Никакой. В начале зарабатываешь травмы, потому что не совсем понимаешь, как правильно. У меня не было грамотного педагога, который поставил бы мне колени, спину, научил бы меня не зажимать сердце.
— А что значит «не зажимать сердце»?
Часто бывает, что от нагрузки и стресса зажимается дыхание, физически и психологически. Каждое тело берет нагрузку на свои собственные места. Какие-то группы мышц доминантные, на них можно наработать травмы, если ты не обладаешь способностью компенсировать и развивать себя гармонично. Этому у нас до сих пор не учат. Зато когда я попала к европейским педагогам, я впервые столкнулась с тактичностью ко взрослому танцору. У нас все жестко, в тебя никто не верит, ты просто человек, на котором зарабатывают деньги. Если с тебя и требуют, то иррационально, не по делу. Потом я почти год не танцевала из-за травмы коленей из-за неправильной постановки. В джазе есть частый завал на внутренние части коленей. Важно соблюдать правильный угол. Это все довольно долго заживало, я начала заниматься йогой для восстановления, поехала в Индию, там я начала выступать и раскрываться эмоционально. Потом произошел переход от джаз-модерна к контемпорари. В джазе я поломалась и понимала, что это не совсем мое.
— А в чем разница между контемпом, балетом и джазом для тебя?
Это все разновидность одного и того же танца, только разный подход к телу, разные методы. Контемп самый щадящий технически, от джаза к контемпу есть несколько переходных ступеней. Сейчас разные техники используют, Марту Грэм (американская танцовщица и хореограф), технику релиза, Flying low, например. Все это как бы части контемпорари, то есть современного танца.
— Что такое контемп в целом?
В общем, это грамотный, рациональный сплав всех этих техник. Мне кажется, что очень хороший контемп у израильской труппы Vertigo. В каждой стране контемп свой. То, что называется контемпом в Batsheva Dance Company (известная израильская труппа), совершенно не похоже на испанский или английский, в школе Лабана.
— Зависит от культурных кодов?
Да, очень верно сказано.
— Какой культурный код у нашего контемпа?
У нас он еще пока в зародышевом состоянии. Есть только небольшая группа людей, которые его практикуют. В театры приглашают хореографов из других стран. Например, хореограф из Нидерландов может поставить современную постановку на русскую труппу театра Станиславского.
— Момент созидания, получается, не российский?
Да, в классе, например, любой преподаватель формирует или видоизменяет стиль через себя, свою психологическую структуру. Я преподаю недавно, но уже вижу это на себе. Контемп — это как лего, ты можешь выдумать любую деталь. Только от тебя зависит, что ты будешь собирать. Для меня, например, важен релиз, то есть расслабление, следование инерции, своевременный захват форса, а для кого-то, совсем другие вещи...
— Ты чувствуешь в своем танце элемент культурного кода или только свою собственную личность?
Не знаю. Во мне много российского, значит, и в танце тоже. Я не люблю учить чужую хореографию, потому что я часто чувствую, что чужой психический рисунок мне не подходит. Другой мышечный тонус, мышечный баланс, я понимаю, что мне нужно для этого выходить из своей зоны комфорта. Мне может нравиться, как это выглядит визуально, и я разучу, т. к. я учусь у другого тела, у другой ментальности. Но если мне не нравится логика, последовательность, то становится труднее.
— Когда учишься, ты не копируешь один в один, а просто понимаешь логику?
Можно скопировать, только если поймешь логику, да и не скопировать, а воссоздать. Если просто копировать, будет видно, что ты танцуешь не свое и танцуешь плохо. Это не мой вариант. Нужно быть внимательным к материалу, чей он и насколько он хорош.
— А как ты это определяешь?
По внутренней динамике, комфортно суставам, например, или нет, удобно или не очень. Если физическая логика идеальна, то это классный текст, его интересно учить. Да и психику никто не отменял. Есть разные способы танцевать. Иногда выступаешь и выдаешь больше эмоционального ряда, форсируешь себя, а иногда ты танцуешь не на публику и это может быть очень медленно. Я могу лежать две минуты на боку, но все равно чувствую, как идет этот танец, чувствую его размер.
— Да, тесная связка физического и психологического.
Contemporary дает эту свободу, в нем есть место для перформативности. Он так же называется современным танцем, потому что в нем меньше постановочного чувства. Если, например, в балете у тебя есть роль, тебе задают психическое состояние, в джаз-модерне эмоции так же определены, то в контемпе танцор, если он того хочет, свободен чувствовать и выражать любое состояние. Я очень люблю импровизацию. Если ты импровизируешь, не сможешь станцевать то, чего в тебе нет. И ты не сможешь не станцевать то, что в тебе есть.
— То есть для импровизации ты должен быть предельно открыт и честен.
Да. Ты выдаешь эмоцию, которая у тебя есть сейчас. Например, что касается эмоциональной открытости, а так же взаимодействию с публикой, то этому я училась когда работала ре-перформером в выставочном центре «Гараж», на ретроспективе Марины Абрамович. Нам была задана форма и разрешен контакт со зрителем. Начинается обмен, берешь одно, отдаешь другое. Например, берешь недоумение, непонимание, у зрителя в глазах, и отдаешь ему свет или любовь. Он приходит дребезжащий, а ты вытягиваешь это из него и отдаешь ему мощный поток из своей души. Это то, чего я искала: чтобы душа работала. Я могу настроить публику так, как я хочу, передать им любое эмоциональное сообщение. Если танцор не смотрит публике в глаза, то настроить её практически невозможно. Обязательно нужен визуальный контакт.
— А зачем настраивать зрителя на твое собственное? Может проще отпустить, чтобы он нашел ближайшее ему?
Если ты хочешь что-то сказать, ты можешь передать это психически. Был случай, я танцевала в Гоа перед публикой. В начале они не поняли, что я делаю. Я начала настраивать зал на то, чтобы они были готовы этот танец увидеть, чтобы открыть их восприятие. Надо было снять момент осуждения. Взгляд, улыбка, мимика, заигрываешь, втягиваешь.
— Ты их активизируешь и открываешь, чтобы они прочувствовали состояние вместе с тобой.
Да, получили моё психическое сообщение.
— Какое тебе состояние приятней всего выражать?
Я люблю гармонию, и над ней сейчас работаю. Потом мне нравится играть с пластичностью формы, как легко и свободно, без усилий форма моего тела меняется.
— Разве можно без усилий?
Если ты хочешь поменять свою внутреннюю структуру, то, конечно, тебе придется приложить массу усилий. Но в процессе танца из одного движения в другое, из десятка в десяток, можно переходить с легкостью. Я отдельно себя вижу, фрагментированно. Это все как кубик Рубика, у которого только не 6 плоскостей, а очень много возможностей двигаться и вращаться в разные стороны.
— Мне тоже так показалось, когда я смотрела твои записи. Будто бы ты не одна, а тебя много, ты будто бы сама наблюдаешь за движением своего разрозненного тела.
Да, мне нравится наблюдать за этими частями. А еще психический потенциал. Мне нравится, как во время танца работает моя психика. Это особенное состояние.
— Ты заряжаешься, когда танцуешь, или выдаешь?
Я заряжаюсь до тех пор, пока не исчерпываю свой физический резерв.
— Заканчивается таинство и начинается физкультура, так?
Когда тело очень устает, оно больше теряет энергию, чем её культивирует. Например, на последней съемке мы снимали три часа, в последний час я почувствовала, что теряю. Главное — вовремя остановиться. Но можно вообще не останавливаться, а снизить скорость.
— Как ты обычно восполняешь энергию? Как отдыхаешь?
Протеиновый коктейль отлично восстанавливает мышцы после сильной нагрузки. А ещё сплю. Очень люблю фрукты, периодически пью витамины.
— А голову как расслабляешь?
А я не думаю. Когда-то я очень много думала и в какой-то момент пришла к выводу, что логика — линейна и может завести тебя не туда. Логически ты можешь обосновать все, что угодно, и в общем-то будешь прав, но она в один прекрасный момент тебя обманет. И это может быть очень важный момент в твоей жизни. Ты можешь ошибиться в причине и исказить следствие. Как правило, причина не одна, а несколько, если ты ошибся в одной, то ты ошибся в принципе. Для меня единственная возможность знать правду — это чувствовать и только потом анализировать. Я переключилась на сердце и следую ему.
— Не ошибается?
Оно не может ошибаться. Когда заканчивается чувство, начинается математика. Я ей пользуюсь в искусстве, она меня вдохновляет... например в музыке или скульптуре.
— Расскажи, что для тебя скульптура.
Скульптура создала меня как личность, как художника. Не так давно у меня была одна серьезная работа — я лепила памятник Белле Ахмадулиной, 2,5 метра в высоту. До этой работы у меня было не достаточно опыта работы с формой, в основном, это всегда была плоскостная графика, как в дизайне, так и в рисунке, так что выйти в объем оказалось очень непростой задачей. На листе у тебя только один ракурс, который ты должен построить, а скульптура стоит на вращающемся круге, и каждый её поворот означает еще один ракурс. Вот тут-то я и поняла, почему скульптуру называют малой архитектурной формой, и если не просчитаешь, то и не слепишь. Моей задачей было передать вдохновение в этой скульптуре. Работа получилась, и все мои сомнения по поводу себя как человека искусства закончились, я сама себе доказала, что я это могу.
— Сейчас ты этим не занимаешься?
На уровне небольших работ, скульптура в малой форме. Если будет заказ, то я обязательно за него возьмусь. Сложность только в том, что чтобы серьезно заниматься скульптурой, нужно вложить очень много труда и морального, и физического. Да и психического, когда создаешь портрет. Оно достойно всей твоей энергии, а не только её части; к этому должно быть призвание.
— Есть произведения или великие люди, которые на тебя повлияли?
Мне кажется, многие, толком и не выделить никого. Например, преподаватели, у которых учишься не столько делу, сколько отношению и подаче. Я уже ни о ком не думаю, что он великий. Если человек занимается своим делом, то он к 40-50 годам чего-то достигает. Тот, кто не предан делу, уходит. К 35 из искусства уйдут все, кто ему не принадлежит. Я на себе это чувствую, мне скоро будет 30, танцевальная эйфория прошла и встал вопрос, что мне делать дальше в этом виде искусства. Стоит ли мне продолжать? Может, вернуться в дизайн? Выбрать себе работу, которая физически более реальна и в 50 лет? В последнее время я много об этом думала, чувствовала апатию, если бы не ученики, то я бы и не танцевала в это время. Появилась практическая мысль о деньгах. Мне помогла моя подруга, взрослая женщина, мама троих детей. Она сказала: «Насть, ну конечно же, ты должна выбрать то, что приносит деньги. Ты должна смотреть в будущее реально, зарабатывать. В танце ты не заработаешь, конечно, это дизайн». После этого разговора я поняла точно и до конца, что я буду танцевать. У меня впереди еще 10 полноценных физических лет и мне их никто не вернет, если я их просижу за компьютером. Жизнь одна, мои приоритеты для меня ясны. Если я захочу денег, они появятся и в танце.
— Какие у тебя цели, планы на будущее?
Мне хочется найти способ гармоничной работы с телом, чтобы психика развивалась, а не убивалась, как часто бывает. Чтобы тело двигалось и не так быстро старело, как мы привыкли. Совсем не обязательно так быстро стареть, как у нас люди любят и считают, что это нормально.
Я хочу создавать свою хореографию. Стиль родится сам собой, у каждого танцора он есть. Раньше я хотела создать свою технику, но потом поняла, что техника — это принципы работы с телом, которые выводят тебя к определенным результатам. А хореография строится на базе техники, это твоя творческая мысль, которая выражена языком техники. Мне хочется найти способ гармоничной работы с телом, чтобы психика развивалась, а не убивалась, как часто бывает. Чтобы тело двигалось и не так быстро старело, как мы привыкли. Совсем не обязательно так быстро стареть, как у нас люди любят и считают, что это нормально. Когда они слышат о йогах, например, которые в 70 чувствуют себя прекрасно, они пропускают это мимо ушей, для них этого не существует, это фикция и фальсификация. Но факт остается фактом. Тело — это то, над чем можно и нужно работать. Ты можешь его убить или дать ему потенциал для жизни. Более того, я в корне не согласна с тем, что если ты не начал танцевать в 5 лет, то потом уже поздно. Это чушь и нежелание, неумение воспитать уже взрослое тело. Европейцы знают, как это делать, а мы отстаем. Например, в нашем балете очень жесткая постановка, нет релиза, методика настроена на годы работы, элементы расписаны по годам. Это старые представления о теле и о работе с ним. Но так же я абсолютно уверена, что многое изменится в русском танцевальном пространстве, и очень скоро. Мы способны заимствовать, впитывать и развивать. Я до сих пор расту, я не верю, что человек растет до 21 года. Если ты даешь телу нагрузку и питание, оно будет развиваться. Почему бы и нет?
«Тело — это то, над чем можно и нужно работать. Ты можешь его убить или дать ему потенциал для жизни. Более того, я в корне не согласна с тем, что если ты не начал танцевать в 5 лет, то потом уже поздно. Это чушь и нежелание, неумение воспитать уже взрослое тело».
— Тебе нравится преподавание, ты же недавно начала?
И да, и нет. Нравится делиться, но не нравится повторять одно и то же много раз.
— Не хочешь дальше стать педагогом, уйти серьезно в преподавание?
Не знаю, посмотрим, как пойдет.
— Ты говорила, что от музыки очень многое зависит. Какие у тебя предпочтения, подо что приятней танцевать? Какая музыка нравится?
Мне нравится мелодия. Среднего темпа, с интересными акцентами, например, когда появляются необычные инструменты. Раньше я не любила ритм, но теперь он мне тоже нравится. Переплетение мелодичного и ритмичного рисунка, его повторение. Это интересно с пластической точки зрения, можно один и тот же рисунок проживать по-разному, создавать свои пластические акценты и класть их на ритмические.
— Давай вернемся к началу. Как бы ты после всего сказанного определила себя с точки зрения профессии, кратко?
Когда я ехала сюда, я думала об этом. Точно могу сказать, что я художник и танцовщица. Не могу выбросить свою художественную составляющую. Был долгий период, когда я не рисовала, а сейчас снова рисую, иногда очень много. Я пишу и продаю картины.
— А выставки не делаешь?
Есть предложения, но это пока затратно.
— Последний вопрос с подковыркой: кто такой танцор?
Это физический логик. Танцор может быть социально и культурно не очень-то образован, но при этом его физическое мышление и владение телом может быть феноменальным. Очень мощная связь тела и мозга. Во многих из тех, кто приходит учиться, я вижу дискоординацию. А танцор может практически все, что угодно, даже трюки. Мне было очень сложно научиться думать, как танцор, у художника совсем другой стиль мышления. Если танцор — это сконцентрированная личность, он владеет своим вниманием, то художник находится в расфокусе. Чем более сфокусирован танцор, тем более он успешен, а у художника наоборот, чем он более рассредоточен, тем он легче получает из своего канала все, что ему надо.
Другие интервью, которые могут быть Вам интересны: