май 2019
Интервью с актёром театра и кино Александром Суворовым
Беседу вела Татьяна Двенадцатова
Вёрстка Катерины Вендилло
Фото обложки – Михаил Белоцерковский, Анатолий Хрупов

— Александр, судя по Вашей биографии, Вы сразу определились, кем быть. Как появился интерес к театру?
Фото: Диана Рыбакова
Я вырос в постсоветское время, когда принято было устраивать ребёнка хоть куда-нибудь, чтобы не шастал по улицам и занимался чем-то полезным. Мой папа – человек, искренне любящий искусство, с четырёх лет пытался пристроить меня на скрипку. В шесть лет стало понятно, что это бессмысленно, и я перевёлся на флейту и даже благополучно её закончил.

К тому времени в городе Сарове построили культурный центр, который надо было чем-то заполнять. Артистам нашего местного театра предложили там преподавать. Это была мини-выжимка театрального училища: речь, актёрское мастерство, сценодвижение. Мне тогда очень повезло с педагогами, Эмма Ивановна Арсеньева – это мой первый учитель, которая привила любовь к театральному искусству и дала понять, что этим можно не просто восхищаться, но и культивировать в себе. У неё потрясающая человеческая харизма и преподавательский дар!

Э.И. Арсеньева заразила нашу кучку энтузиастов театральной болезнью, заразила настолько, что возникло желание серьёзно этим заняться и попробовать поступить в театральный ВУЗ. Понятно, что, заканчивая школу, я понятия не имел, кем хочу стать. Но желание сеять разумное, доброе, вечное, видимо, именно тогда попало на благодатную почву и сумело там прорости.
Премьера учебного спектакля Александра Суворова "Скандальное происшествие с мистером Кэттлом и миссис Мун". Пресс-служба театра "Постскриптум"
— С первого раза поступить в Щепку — это, конечно, успех. Не было ли головокружения от успеха? И чем запомнилась учёба в Щепке?
А вообще студенчество – это великолепная пора, ярких моментов было великое множество. Общение с педагогами, выпуски спектаклей, талантливые однокурсники вокруг – тут сложно выделить что-то одно. Учёба в Щепке – это феерический фонтан.
Головокружения не было, я даже не знал, что многие поступают несколько лет подряд, – а так бывает. Мне было очень страшно поступать: из большой пятёрки я тогда не поступал только во ВГИК – то прослушивания не было в те дни, когда я приезжал в Москву, то первое прослушивание во ВГИКе совпадало уже с турами в других ВУЗах.

Помню, было дикое расстройство, когда меня «слили» в Щуке. С другой стороны, особых предпочтений по выбору ВУЗа у меня и не было, – я мало разбирался в специфике и особенностях преподавания в каждом.

Мой наставник советовала пробоваться везде. Я так и сделал. В Щепке – повезло в первый раз, и я прошёл первое прослушивание. Меня пропустил тогда В.С. Сулимов, почему, до сих пор не знаю.

В программе у меня были: «Слон на воеводстве» Крылова, «Макар Чудра» Горького, эпилог из «Возмездия» Блока. Были и Есенин, и Северянин,
Пастернак. Потом прошёл в ГИТИСе, во МХАТе. Везде дошёл до третьего тура. В Щепке в тот год конкурс был раньше, чем в других ВУЗах и нужно было определяться с подачей документов.

Мой будущий мастер В.И. Коршунов с глазу на глаз предложил мне уже в
тот момент определиться с выбором. Я ему доверился и потом ни разу об
этом не пожалел.

Если вспоминать о предметах, которые сложно давались – у меня, например, была полная беда со сценическим движением. Будучи школьником, в
старших классах я свысока относился к физкультуре. Считал почему-то, что актёру она не к чему. Как оказалось – напрасно. Трудности возникли уже на первых порах с элементарными акробатическими элементами. Категорически не получалось освоить колесо, фляки были кривые. Расстраивался, конечно.
Мой преподаватель открыл мне стопроцентный секрет успеха. У него была любимая присказка: «Способ один – восемьсот тысяч повторений! В восемьсот тысяч первый раз получится». И он оказался прав. Была пахота, приходилось себя заставлять, но появился азарт доказать себе, что «могу» и восполнить этот пробел.
— Видимо, потом был прогресс, потому что в прессе пишут, что для одного из многочисленных сериалов, в которых Вы играли, Вам пришлось самому выполнять каскадерские трюки?
Актерская профессия – это клад для ребенка, который не доиграл в детстве. Да и в принципе, актёр «по чуть-чуть» должен уметь буквально всё. Это часть профессии.
Да, были и скачки, и трюки с оружием, драки, прыжки с высоты и падения. Падать с небоскрёба мне, правда, не приходилось. Но колесо делать научился.

С каскадёрами мы плотно работали на второй «Кармелите», и постановщик трюков позволял быть немножко каскадёром. Получилось так, что дублёр, который должен был меня подменять, получил травму и на какое-то время выбыл из строя. Тогда пришлось подключился мне – особого выбора не было. Потом ещё был «Последний янычар», вот там мы с каскадёрами тоже «отрывались» от души.

Мне кажется, для мальчишек уметь хоть немного «каскадёрить» – это
полезно. Но, серьёзными трюками, конечно, должны заниматься
профессионалы.

Вообще, актёрская профессия – это клад для ребёнка, который не доиграл в детстве. Я знаю не мало ребят, которые, оставив актёрскую профессию как основную, уходили в каскадёры. Многие успешно эти две профессии
совмещают, развиваясь в обоих направлениях. Такие универсальные артисты – особенно ценны в кино.
— Кстати о Голливуде… Александр Суворов - это голливудский формат?
Ну нет… Я достаточно трезво отношусь к своим актёрским способностям. Амбиции хоть и должны быть немного выше того, что ты можешь сейчас, но не настолько далеко. У меня нет голливудских амбиций.
Голливуд – это двигатель киноиндустрии, фабрика, где производится массмедийный продукт. Формат и направление развития Голливуда меня очень даже устраивают, но устраивают, скорее, как зрителя-потребителя.
— Вы в самом начале интервью упомянули про харизму своего педагога. А вот интересно, у Александра Суворова есть актерская харизма? Что вас выделяет среди других актеров?
Честно говоря, что выделяет – не знаю. Тут зрителю виднее. Актёрская харизма... ну, наверное!? Мне кажется, должно быть что-то, что в актёре цепляет.

Харизматичный человек – это человек с внятной внутренней линией, которую он может донести до окружающих через общение, заразить своей идеей. Харизматичный актёр – это человек, уверенный не только в своей внутренней линии, но и во внутренней линии своего персонажа, способный сделать его интересным, запоминающимся, ярким.
Что есть театр, что есть кино? Это изложение своей точки зрения на материал, через призму своего актёрского аппарата. Ты либо в этом убедителен, заразителен и интересен – и тогда за тобой интересно смотреть, либо нет – и тогда ты просто пересказчик. В таком случае, лучше почитать сценарий или хорошую книгу.
Актёру важно быть убедительным.
— Как Вам работалось в РАМТе? Были ли знаменательные спектакли и события, пока Вы были в труппе РАМТа?
В РАМТе работалось интересно, но тяжеловато для молодого и амбициозного артиста. В труппу я попал, но очень мало был занят в спектаклях худрука. А хочется сразу каких-то ролей. Какое-то время я затыкал дыры в спектаклях, играл маленькие роли, но мне как начинающему актёру всегда хотелось чего-то большего, на чём можно было практиковаться и расти.

В то время я участвовал в спектаклях Сергея Алдонина, мне было очень интересно с ним работать, это было «по-другому». Крупная работа была в спектакле «Таня» по Арбузову. Это была моя первая большая роль, за которую я очень волновался и переживал, и которую больно было терять, когда я из РАМТа уходил.

Тем не менее, я не могу сказать, что до этого мне в РАМТе было скучно. Это хорошая школа для молодого артиста. Там и сейчас очень насыщенный репертуар, хорошая цикличность выпуска работ.
— Вы упомянули, что Вас последнее время мало в театре, не грустно ли от этого и почему так сложилось? Вы вообще себя больше ассоциируете с киношным актером или с театральным?
фото: Михаил Белоцерковский, Анатолий Хрупов. Спектакль "Дон Жуан".
Я для себя не развожу эти две категории, поскольку я «ненаевшийся» и там, и там. Возможно сейчас я переживаю такой период, когда в моей жизни больше кино, чем театра. Мне слишком много всего интересно, чтобы
фокусироваться на чём-то одном.

Я понимаю, что без театра артисту очень скучно и невозможно. Театр – это возможность изучать профессию, в то время как кино – это результативная штука. Для того, чтобы артист был готов для кино, он должен быть подкован
театром.

Любая встреча с новым режиссёром, партнёром, обстоятельствами обогащает и насыщает этот организм. Взять хотя бы историю с моими преподавательскими экспериментами. Теперь я могу позволить себе называться этим почётным титулом – педагог, так как пытаюсь преподавать актёрское мастерство. Раньше я недоумевал,
как человек, который объективно сам не достиг вершин мастерства, может передавать свой опыт другим? Но, стоило попробовать, как я понял, какой потенциал у этого процесса.

В общении со студентами, которые приходят освоить азы актёрского ремесла, обогащаюсь больше я сам, открывая всё новые и новые пласты в профессии. Это невероятно интересно и полезно. Да и с точки зрения актёрского багажа – это пульсирующая нефтяная скважина – только успевай откачивай.
Актёр – это вообще профессия довольно эгоистичная: мы впитываем, всё, что
происходит вокруг. И всё это – пища впрок. Организм актёра устроен как чертоги разума Шерлока Холмса. Это организм с кучей ящичков. И есть постоянное ощущение, что эти ящички пустые, их нужно чем-то заполнять.
— Ну а теперь можно сказать, что педагог - это про Вас, что это Ваша история?
... если я до конца первого акта не посмотрела на часы, но мне ничего не понравилось, то это заставляет меня задуматься, что я что-то проглядела.
Я так скажу: это одна из опробованных и осваиваемых мною профессий, которая мне доставляет удовольствие. Я люблю цитировать своих педагогов, поэтому приведу слова Ирины Витальевны Холмогоровой (профессор по
зарубежному театру): «Как я интуитивно определяю, хороший спектакль или нет: если я до конца первого акта не посмотрела на часы, но мне ничего не понравилось, то это заставляет меня задуматься, что я что-то проглядела».

В этом смысле, говоря об освоении смежных профессий (а я после института достаточно активно пробовал себя и на радио, и на телевидении, и в ивент-индустрии), для меня лакмусом является то, что я не замечаю, как проходит время, пока я работаю. Ты чувствуешь кайф в процессе, и когда всё заканчивается, хочется ещё.

Так и с преподаванием: помню, как меня в хорошем смысле слова колбасило, когда я выпустил своих первых студентов с отрывками «на зрителя» и увидел как они выросли, что они чего-то уже умеют, что у них получается... Так я и подсел на этот наркотик.
Знания должны передаваться, а потом – режиссёру самому нужно всё время обогащаться, чтобы оставаться в потоке. Самые толковые режиссёры – это педагоги, потому что они в курсе, что происходит с молодёжью, в какое русло поворачивает культура, какие у общества запросы.

Очень правильная формулировка была у Эфроса: «Хороший режиссёр не имеет права не преподавать».
— Вы сказали, что для актера должна быть подходящая площадка. Вот площадка театра «Постскриптум» - подходящая для Вас?
Скажу так: всегда классной площадкой для актёра будет та, где пахнет искусством, та, где не замешаны деньги.
Тут должен случиться pairing: на каждого актёра – свой театр, свой режиссёр. Если этот тандем случается, то это великолепно. Если слияния не
произошло, то это трагедия и для актёра, и для театра, и лучше продолжить поиски.

Мне симпатичен «Постскриптум», потому что здесь работают те люди, которые просто хотят играть. Это не государственный театр с интересной историей. Спектакли здесь растут на энтузиазме, на желании сделать что-то новое, сказать что-то зрителю,
завоевать симпатию, чтобы в театр возвращались. Важно, чтобы театр был живой, чтобы это не было болотом, что, к сожалению, иногда встречается в репертуарных театрах.
Репертуарный театр – это махина: раздутая труппа, недовольство тех, кто мало занят или занят много. В какой-то момент репертуарный театр становится фабрикой. Сейчас мало репертуарных театров, которые имели бы свой концепт, своего драматурга, которые имели бы свою режиссёрскую направленность. И если мы говорим о театрах-событиях, начиная от первого МХАТа и заканчивая любимовской Таганкой, – таких театров-идей сейчас очень мало. Поэтому для актёра есть большая опасность не развиться, а закиснуть.
— Перейдем к кино. Вы отличились, сыграв главную роль в сериале «Кармелита». Этот сериал был на слуху долгое время. Близки ли Вам цыганские страсти и образ Миро?
Цыганские страсти не близки абсолютно, я человек скучный и флегматичный в жизни. Мой темперамент вытаскивали буквально клещами. Мой педагог говорил мне: «Суворов, если ты боишься наиграть, то не бойся, тебе это не грозит». Как в своё время говорил Рауф Кубаев, который пришёл спасать сериал: «Сыграйте мне отношения между людьми, не надо тут примерять на себя шаблонные образы и рвать на себе волосы, кастинг-директор уже всё сделал за вас».
— В прессе пишут, что именно роль в «Кармелите» принесла Вам узнаваемость и успех. Так ли это на самом деле? Отсчёт Вашей кинокарьеры начинается с этой роли?
Я разделяю категории «известность», «популярность» и «узнаваемость». Вот после «Кармелиты» возникла, скорее, персонажная узнаваемость. Сейчас мало, какой контент может похвастаться таким успехом, который срубила «Кармелита». Сейчас практически невозможно иметь такой рейтинг, который
был у сериала.

Тогда это было возможно, потому что на периферии было всего две кнопки: первая и вторая. Тогда не были широко распространены по стране каналы ТНТ и СТС, не было вообще ничего. А где-то не было и первой кнопки, поэтому «Кармелита» была почти в каждом втором доме.

Но узнаваемым артистом я себя ощутил гораздо позже: где-то в 2008-2009 году, когда на той же сериальной волне вышли «Женщина без прошлого», «Огонь любви». Когда у Миро появился какой-то антагонист, равный по узнаваемости. Тогда я понял, что что-то срослось, особенно, когда вслед мне начали кричать не только Миро, но и Александр.
— Что самое сложное в игре в сериале и самое сложное в игре в полнометражном
фильме?
В сериале самое сложное – это объёмы снимаемого материала. Потому что если большое кино может себе позволить снимать по 20-30 секунд в день и по несколько дней ждать нужного заката, то сериал достаточно жёсткий жанр: хорошо, если снимается 7-10 минут в день.

Мыло снимается 15-18 минут в день, а когда мыло снимается в аврале по 34-40 минут в день, это адский ад. Когда мы были в такой ситуации и смена продолжалась 15 часов, мы шли практически встык с эфиром, а режиссёр сваливался с носовым кровотечением, это тяжело.

Про кино мне говорить сложнее, потому что полных метров у меня не так много, будем откровенны. Однако, и в полном метре, и в сериалах самое сложное, мне кажется, – это уметь ждать. Не «перегореть» в течение съёмочного дня, быть готовым войти в кадр в любой момент и сделать свою работу хорошо и с полной отдачей.
— В одном интервью Вы назвали сериалы - «тренажёрным залом» для актера. Почему? А что тогда для актера кино и игра в театре? Экзамен, проверка на прочность?
Сериал не даёт тебе расслабляться, это как проверка того, насколько ты состоятелен в профессии. В театре же у тебя нет второго шанса, ты открыт целиком и полностью.
Всё, что вгоняет актёра в стресс – это тренажёрный зал. Репетиции – это тоже тренажёрный зал. Сериал не даёт тебе расслабляться, это как проверка того, насколько ты состоятелен в профессии. Насколько готов здесь и сейчас выдать достойный результат. Это как прямой эфир, который мобилизует тебя целиком. Но, в отличие от прямого эфира – у тебя есть несколько дублей из которых режиссёр выберет лучший по его решению.

В театре же у тебя нет второго шанса, ты открыт целиком и полностью. Театр – это всегда лаборатория. В театре у тебя есть время подумать, распределиться. Если кино – это раз и навсегда, то театр – это всегда по-новому. Там каждый раз рождается что-то новое, именно с этим зрителем. В этом смысле кино – это история немножко мёртвая.
— Вы снялись в экранизации фэнтези «Тайный город 3» из цикла Вадима Панова про войны, магов-гиперборейцев и монстров. Фэнтези как жанр Вам вообще близок?
О, да! «Меч и магия» – это моя страсть с детства. Наверное, это та «игрушка», в которую я не наиграюсь никогда. Жалко только, что у нас пока (надеюсь пока) не умеют грамотно работать с этим жанром.

Вообще с «Тайным городом» отдельная длинная история. Планов было много, но, к сожалению, франшиза загнулась. Фэнтези – это то направление в кино, в которое бы мне хотелось попасть, но, увы, в нашей стране это не сильно популярный жанр, в частности у продюсеров. А это, к сожалению,
определяющий фактор для развития направления в целом.
— Думали ли когда-нибудь о том, чтобы самому стать режиссером и сотворить нечто выдающееся? Режиссером рождаются или становятся?
Думал! Но замахиваться на «выдающееся» амбиций ещё не было. Я считаю, каждый должен заниматься тем, что ему нравится и что он делает хорошо. Режиссура в высшем своём проявлении – сложная и не совсем «моя» профессия. Возможно, я когда-то и приду к желанию приобщиться к этому сложному и интересному ремеслу.

А пока с радостью копаюсь в драматическом и художественном материале со своими студентами; раскрывая вместе с ними автора и экспериментируя в рамках учебных работ.

Режиссёром, естественно, становятся. Поцелованных Богом актёров или режиссёров рождаются единицы в столетие. Но дело даже не в этом... В любой профессии титанический труд определяет, кем ты станешь завтра. Да, это определённый склад ума, вектор развития. Но мало просто найти своё предназначение, успешность возможна только при условии, если тренировать задатки, которые есть. Любая профессия есть взращивание таланта, каким бы он ни был.
В любой профессии титанический труд определяет, кем ты станешь завтра. Да, это определённый склад ума, вектор развития. Но мало просто найти своё
предназначение, успешность возможна только при условии, если тренировать задатки, которые есть. Любая профессия есть взращивание таланта, каким бы он ни был.
— Недавно у ContraltoPeople была презентация книги, которая собрала самые яркие интервью и рассказы и была посвящена рассуждениям о том, какой он, современный человек сегодня? Как бы ответили Вы?
Современный человек - это человек, обгоняющий свою эпоху.
Тут придётся делить на категории.

Есть среднестатистический человек, который по своей природе потребитель. Ему достаточно мало надо: шмотки, продукты, контент – всё в больших количествах и на том уровне, на котором этот контент ему понятен. Этот человек мне, пожалуй, не интересен.

Но сейчас культура подстраивается под массы. Если мы говорим о человеке,
который выживает нынче, то, во-первых, это человек деятельный, который хочет самосовершенствоваться. Во-вторых, это человек обучаемый по сути своей, потому что мир так катастрофически быстро меняется, что научиться под него подстраиваться и бежать с ним хотя бы параллельно, не отставая, – это только прерогатива динамичных, зубастых до знаний и умений людей, которые пытаются в этом бесконечном информационном потоке развиваться и не терять себя. Это образ человека-ракеты мне симпатичен.

Себя я уже чувствую несколько отстающим от современности. Мне, например, сложно поддерживать Instagram – я этого не умею и не люблю. Мне сложно себя презентовать как профессионала, а это уже давно тоже часть профессии...

Я стараюсь адаптироваться, но в этот уходящий поезд я уже едва успеваю. С одной стороны, хочется оставаться на плаву, идти в ногу со временем, соответствовать запросам...

Но вот хочется ли так на это растрачиваться – не уверен. Тут я разделяю утверждение, что актёр – профессия ленивая, а точнее эгоистичная и ревнивая, если так можно сказать о профессии. Мне просто очень хочется заниматься своим любимым делом в компании таких же увлечённых людей. И пытаться делать это с максимальной отдачей. Творчески и, по возможности, художественно.
Как говорил один мой педагог: «Мы живём во времена, когда актёру нужно выбирать между творчеством и деньгами». И если актёр увлёкся деньгами, о творчестве ему можно забыть». Я в свою очередь всю жизнь пытаюсь на этом лезвии балансировать.
— Последний спектакль, который я посетила, был «Дон Жуан» с Вами в главной роли. Что Вас вдохновляет в современном театре? Почему, по-Вашему, у зрителя не угасает интерес к театру?
Ну, во первых, спасибо за потраченное время. Современный зритель весьма притязателен, и ходит он всегда за переживаниями. То, чего мы недопереживаем в жизни, тот адреналин, которого нам не хватает – мы идём восполнять в театр. Зритель может идти в театр, чтобы интеллектуально развиваться и приращивать свой багаж на материале который он знает, но жаждет видеть в новом прочтении, или просто развлекаться.
— Театр - это сегодня развлечение или искусство?
Без сомнения, театр – это развлечение. Мы не можем это отрицать. Но... «Вот зритель входит в зал, гасится свет, и мы можем вливать в его уши всё, что захотим», – писал Станиславский. Поэтому, под каким соусом всё это происходит, абсолютно не важно: развлечение ли, эпатаж ли, фейк ли. Но если у того, что мы вливаем, есть смысл, если этот смысл выношен талантливыми людьми и это приращивает зрителя душевно, тогда форма не имеет значения. Со зрителем идёт диалог, к которому он стремится, приходя в театр – мне так кажется.

Эволюция формы – это и есть эволюция искусства. Поэтому современный театр находится в поиске формы, как, впрочем, и всегда, пытаясь найти путь к сердцу зрителя. Само собой, тут важно, и что транслируется зрителю, и тот канал, через который это транслируется. Любой спектакль – это сублимация работы автора, режиссёра и актёра, который тоже вносит свою лепту в творческое высказывание. И, если то, что у этого союза художников родилось действительно цепляет, интересно и злободневно – это то, ради чего стоит заниматься искусством.
Другие публикации, которые могут быть Вам интересны: