Об этом рано ещё, оно не закончилось. Родился в Пушкино, но успел сменить 5 школ, в Монголии заканчивал 10-ый класс, четыре года проучился в Болгарии. А 7-ой, 8-ой, 9-ый классы - здесь, в своем родном городе. Папа поляк, мама русская. Я – марсианин.

Нет. Думаю, нет. Были какие-то танцы, но в самодеятельности никакой не участвовал, в театре был всего раз пять, из них два раза на балетах: на Щелкунчике в Болгарии и на Лебедином озере в Монголии. На Таганке был, в какой-то оперетте - и с тех пор все. Может, мама и хотела меня отдать в музыкальную школу, но я помню по первым классам, что сольфеджио скорее напоминало математику, с которой я был не очень дружен.

Абсолютно разная. Родители не были продвинутыми в музыкальном плане, они любили советскую эстраду. А в Болгарии все это было доступнее, старшие ребята слушали «Битлов», Deep Purple, Led Zeppelin, Nazareth, Queen и, конечно, Pink Floyd. Помню еще кассетные магнитофоны были, конечно, не у нас, интернатских, я в интернате там учился. Забавнее всего, что при всем моем отвращении к технике, приглянулись мне, почему-то, именно барабаны, я колотил по коробкам до одури.

Я лупил по барабанам в разных группах. Толя, мой друг и гитарист, мне говорит: «Да ладно тебе по барабанам лупить, давай спой что-нибудь». Я спел, он послушал и говорит: «Будешь петь». Волею судеб встретил интереснейших людей. Это была группа, где лидерами были Саша и Таня Толстых. Сыграли что-то и сообразили – мы одной крови! Это был целый этап жизни. Сейчас я может быть отношусь по-другому к тому, что мы делали, но не стыжусь ни грамма. Мы просто жили этим и днем, и ночью, среди ночи просыпался и писал стихи, музыку. Писали на английском, хотя Толстых настаивал на русском языке. Вот это тоже была одна из моих ошибок из-за упертости. Я и до сих пор остаюсь максималистом, а надо уметь идти на компромисс. Я считал, что рок-н-ролл и английский язык связаны, а ритмическая основа, музыка, фонетика русского языка - совсем другие. А теперь я так не думаю. Теперь я с не меньшим удовольствием сходил бы на Шарля Азнавура, где нет ни английского языка, ни русского и это вообще не рок-н-ролл. С течением времени начинаешь обращать внимание на какие-то другие вещи и понимать значение того, что ты раньше слышал и видел. Надо уметь высекать из всего этого главное. Ну не рок-н-ролл, и что теперь? Ну не английский язык, и что теперь? Кто-то сразу понимает, а мне, наверное, надо было пройти именно этой дорогой. Хотя, Господь вел, а не я сам. Учится надо было, тогда и не было бы этого пути. Вообще, обучение - это самый короткий путь к познанию.

Альбомы писал. Третий не могу написать ровно 15 лет, как начал работать в театре. Два альбома написал сам, на английском. Было время, когда я ненавидел всю эту свою музыку, а потом нашел ее очень забавной и сейчас от нее не отказываюсь. Это все очень наивно, очень ветрено, но это рождалось на каком-то подъеме. Американец, гитарист X-Rays, спрашивал у меня: «Как ты пишешь, ты же английского не знаешь»? Нет, вообще-то я могу говорить, и произношение было поставлено, но чтобы писать стихи на языке, надо не просто знать английский, надо быть еще и английским поэтом. А тут какой-то русский, который и по-русски-то не может стихов написать, пишет по-английски. Но что-то мне помогало. Такое ощущение, что упали льдинки и сложились в слово «вечность». Оно само выходило. Я сам там все спел, а Пашка все сыграл на клавишах, был ещё приглашённый гитарист, очень сильный. Мы назывались «Ide-fix». Как говорил Пашка: «Я не знаю, что ты там поешь, но я представляю себе какие-то мультики». Если Х-Rays в стихах - это полемика, философия, какой-то абстракционизм и эклектика, то «Ide-fix» - это издевательство над Х-Rays. И «Ide-fix», и Х-Rays я очень люблю. Вот только вокала очень уж много было, лучше бы побольше играли, а я бы поменьше пел. Здесь, в театре, мне это нравится в некоторых спектаклях: поменьше петь и побольше соображать, что поешь.

Я говорил, что раньше меня раздражала ритмика русского языка в смысле рока, но может, благодаря знакомству со Стасом, а может тому, что постарел, в смысле заматерел, теперь я считаю, что и с русским можно справиться. Пока не делал ничего, но уже какие-то наметки есть, потому что русский не менее сильный, у него другая ритмика и ее надо поймать. Будем ловить.

Да совершенно случайно. С математикой и физикой я был не очень дружен. Мне, конечно, очень удивительно, как все это летает, двигается, но как все эти великие умы дошли до этого, мне не понятно. И вот сидел я, листал справочник для поступающих в Вузы и думал: «Боже! Куда мне идти»? На самом деле я еще журналистом собирался быть и даже почти поступил, но не вышло, не знаю по какой причине, то ли мест мало было, то ли я замахнулся слишком, на международную журналистику хотел. Правда все эти комиссии с мандатами, с КГБ, со всеми делами я прошел. Это Советский Союз был, и на журфаке понятно кого готовили: «журналист, что увидишь – доложишь». Да, работал внештатным корреспондентом полтора года, есть печатные работы в разных издательствах, для поступления были необходимы. Теперь думаю, может и хорошо, что не поступил, зато живой, как видите. Одна из самых опасных профессий - журналистика. Отслужил в танковых войсках и пошел в педагоги, на исторический факультет. Почему на исторический, понятия не имею, из армии вернулся - ветер в голове. У меня много чУдных учеников! Я учил их, они учили меня. Горжусь ими.

Да, и «Цветы» были очень хорошей школой, подарком судьбы. Замечательные люди, столько разных программ, было очень интересно и поучительно, нисколько не жалею.

Сейчас скажу, это было ровно 14 лет назад. Пилата пел. Наверное, я слишком бестолковый, чтобы работать в мимансе. Я очень серьезно к мимансу отношусь, «короля делает свита».

А, нет. Вот здесь как раз сначала в мимансе носился, привыкал, так сказать, к спектаклю. Настя Давыдова сказала: «Ну что, запомнил, где какие танцы? Если забудешь - убегай со сцены». Как раз в это время надо было на гастроли в Израиль ехать, Стас предупредил: «Готовься, будешь играть Иуду и Бергера», а я буквально второй месяц в театре. Я давай всё это учить. А когда вернулись из Израиля и чуть-чуть отдохнули, тут и началась полная загрузка в новом сезоне. У меня в активе были: Пилат, Иуда, Бергер, четыре роли в спектакле «Солдат Иван Чонкин» и Авель в спектакле «Сотворение мира», который уже не идет, к сожалению, он мне очень нравился. Это все очень интересно, но тогда для меня это был обвал. Я не говорю, что это произошло в результате моей талантливости, просто так надо было, была такая ситуация в театре. Многие вещи для меня происходят, потому что так надо. Кому надо, для чего надо, не понятно, но нет времени выяснять, потому что когда пора вытаскивать из костра каштаны, то чего ждать-то?

Я посмотрел фильм уже после того, как увидел спектакль нашего театра. Я уже был под обаянием этого спектакля. И когда смотрел, я видел, что в фильме даже персонажи совсем другие. Разумеется, у меня было немножко другое отношение, в конце концов мне-то самому пришлось на службу идти. Попробовал бы я не идти. Когда меня призвали, только из шести институтов и университетов в армию не брали, поэтому какие у меня были варианты, расстрел?

Оба. Потому что, когда возвращаешься из армии, тебе сначала ужасно обидно, что ты потерял массу времени. И уже потом начинаешь осознавать, что все-таки с чем-то ты вернулся. Я не имею в виду мускулатуру или отбитые мозги, а понимание жизни, того, что ты ничего не стоишь. Именно тогда, когда стоимость жизни снижена до нуля, ты и начинаешь понимать ей цену. В то время мой отец работал в Афганистане и своими глазами увидел, что такое война. Так что мне с одной стороны близка позиция Клода, а с другой стороны понятна позиция Бергера. Надо не Родину защищать, какая там Родина? Пришла американская армия, поубивала 2 миллиона вьетнамцев, потеряла 50 тысяч молодых ребят, кому это надо? Но Клод пошел не потому. И здесь друзья, и там друзья. Я сейчас думаю, что Бергер хочет свалить из этого племени и оставить вместо себя Клода. В этом-то и горечь его и все эти срывы на Шейлу. «Семьи хочу, достало все».

Не потерял и не выиграл. Если что-то в спектакле вырезают - ничего страшного, работай с оставшимся. Тебя оденут не графом, а трубочистом, а надо играть графа. Ну вот и играй, а если ты просто сидишь в одежде графа, то это восковая фигура мадам Тюссо. Суть – не форма. Я понимаю ребят из первого состава, для них каждая песня на вес золота, потому что они вырастали на этом. Это буквально их первая любовь, первая девушка, первый поцелуй в творчестве, в профессии. А мне где было взять тех эмоций? У них отобрать? Так что приходится играть и тот текст, которого нет, и те песни, которых нет.

Да, довольно долгий, раньше все время то одного, то другого.

Не менялся, а скорее развивался. Мне стыдно признаться, но обладая высшим историческим образованием, Библию я не читал до того, как начал играть Пилата и Иуду. Так что театр сделал меня еще большим историком, чем я был.

Все просто: один из них живет по Закону, а другой по Вере. Иногда, когда я обе роли играл, я считал их чуть ли не братьями, как если бы это был один и тот же человек, потому что и мы с вами можем жить по Закону и можем жить по Вере. Вы хотите законов? Вот вам обряды: пост, обрезание, умывание рук перед едой и законы: «не убий», «не укради», «не прелюбодействуй», но для веры обряды не нужны, а законы, если ты верующий, ты и сам не преступишь.

А потому что каждый из грехов - это и есть предательство, а уныние - путь к нему. И Иуда - это страшная трагическая фигура. Я до сих пор считаю, что этот спектакль посвящен Иуде. Потому что Иисус - фигура номинальная, у него есть вопросы только к своей стойкости, только эти страдания и мучения во время Гефсимании, которые мне очень трудно передать. Это нельзя сыграть, можно только умереть. Но для остальных, в первую очередь для Иуды, это и есть драматургия спектакля. Для Иуды – это драма, для Пилата - драма, для Каифы, в конце концов, тоже драма. И для Марии Магдалины, которая для себя все решила, тоже драма. Для всех драма, для всех выбор. Мне иногда хочется встать спиной к зрителю, и туда, наверх спросить: «Господи, ну почему я должен пить эту чашу»? Иуда может спросить: «Ребята, что мне делать? Я ведь не его предал, я себя предал». Иуда не предатель, мне его жалко. В Библии написано буквально, что Иуда, как и Иисус, исполнил предначертанное. Иисус сам его выбрал, дал ему хлеб и «тогда Сатана вошел в него и он пошел и предал его». Но он не должен был накладывать на себя руки, он должен был искупить свой грех, а не презреть его. Самоубийство - это самовольный уход. Как с занятий, например, встать и уйти. Посмотрите на фотографии со спектакля, обратите внимание на людей, которые окружают Иисуса и Иуду, вот где спектакль, потому что одни и те же люди, которые смотрят на тебя с обожанием, они же тебя и уничтожают. Вот он - миманс! Очень правильно в нашей трактовке, что вы не видите декораций, потому что не в этом дело.

Может быть, это все на откуп зрителю. Многие говорят: «Вы играете на английском, нам не понятно»! А другие : «Фу, что это такое? Зачем русский язык, все ломается». Но опять же, не имеет значения, на английском или на русском исполнять, имеет значение, что и как ты исполняешь. «Иисус Христос - Суперзвезда» и «Навечерье», который как бы является продолжением темы, - вот эти два спектакля заставляют актера играть, думать, там не соврешь, а если соврешь, то это будет такая явная, яркая ложь. Ты никуда не вылезешь с этой сцены - выживай, как хочешь. А когда начинаешь играть, то начинаешь думать, для чего выживать и как продержаться эти полтора часа.

Спектакль - наше дитя. Он может идти, но он мертвый, понимаете? Сходите в зоопарк, посмотрите на мертвого льва, вчера завезли. Как говорил Экклезиаст: «Живая собака лучше мертвого льва», любимое произведение, кстати. Как будем играть, так и будут жить. А спектакли выделять - немилосердное дело, скорее всего выделю тот, где я не принимаю участие, потому что так будет честнее. У нас очень разные спектакли, слава Богу. Лучше тот, который ещё сыграем.

Я не могу назвать себя специалистом по авангарду, чтобы делать какие-то авангардные выводы. Знаю, что от Малевича до Лицкевича недалеко... и от Казимира до Казимирыча тоже. Но я ничего не понимаю в этом, наверное, так. А непонимание – умственное напряжение тоже.

Да, это тот вариант, когда мыслям свободно. Когда тебя не зажимают в этот чёрный квадрат. Квадратура круга какая-то получается. Что-то, конечно, забавное есть в этом. И потом, работа есть работа.

Есть спектакли, в которых ты находишься от начала до конца, ну или практически от начала до конца, и у тебя есть какие-то серьезные задачи, которые надо нести через весь спектакль. А есть такие, где ты выходишь на какой-то фрагмент, допустим в «Маленьком принце», но это не менее интересно и не менее ответственно для меня. Времени меньше, а тебе надо успеть за него все высказать, за один всплеск эмоций надо успеть что-то показать, и это порой гораздо серьезней, так как тебе не удастся исправиться в течение спектакля, подровнять плавный полет твоей мысли. Надо уметь сказать ее сразу. Любой спектакль - это работа, моя задача, которую я должен выполнить. А чтобы какие- то отдельные роли с кайфом – такого нет. Во всех надо кайфовать.

Ну клоуном- то я был всегда. В какой-то максималистский период относишься к этому слову, как к оскорблению, а потом начинаешь понимать, что нет, самые великие актеры - это клоуны.

Да нет, наверное, не согласен. Потому что смех - он ближе лежит, выдохнуть легче, чем вдохнуть, чтобы вдохнуть, нужно знать, что ты вдыхаешь. Плакать можно от счастья, можно от горя. Ребенок плачет не понятно от чего, открывается, наверное. Что в его плаче? Совсем не то, что в плаче старухи или мужчины.

Очень интересный мальчик, хотя его возраст дает ощутимые как плюсы, так и минусы. Образованный и толковый парень, напористый, любит дело, которым занимается, и добивается того, что хочет. Но где-то ему не хватает времени, чтобы успокоиться, понять, что вообще происходит вокруг него. Летит вперед, а иногда нужно останавливаться и углубляться. Для того, чтобы атаковать, рекомендую сначала выкопать окоп в поле, закрепиться, так сказать

Думаю, да. Стас Намин – автор этого театра и всех процессов, которые в нем происходят, по-моему, он лидер мировоззрения этого театра, мироощущения, миросозерцания. И можете относиться к нему, как угодно, у него также потрясающий вкус, в котором лично я уже убедился не раз. Я абсолютно доверяю его опыту. Опыт - это не возраст, это то, что накапливается, то, что прилипает и что отсеивается. Рассказ «В горах мое сердце» очень короткий. Когда я в первый раз его прочитал, было какое-то странное ощущение, что, либо я это когда-то видел, либо я это где-то слышал или мне об этом говорили. Этот рассказ, как воспоминание из детства, когда тебя обидели, или наоборот какой-то короткий момент счастья, который запечатлевается, словно на пленке, и непонятным образом вдруг всплывает и начинает жить в твоей голове. Есть такие воспоминания из детства, в которых них нет никакой нагрузки для психики, это не события, которые тебя перевернули как-то: папа от мамы ушел, бабушка умерла, велосипед сломался, ударился сильно, колено до сих пор болит, первое затмение солнца, луны, первая девушка, первый поцелуй - это все понятно. А есть другие воспоминания, которые ничего на себе не несут и о чём они, не понятно. Но именно вот эти, ни к чему не обязывающие, ни к чему не привязанные воспоминания оказываются тем стержнем, на который вся пирамидка и надета.

Мне не очень везло на эту тему, потому что далеко не всегда были сменщики. Теперь есть, но смотреть игру других - неблагодарное дело. Хотя можно, конечно, что-то для себя найти, понять. Нет, я не боюсь учиться у молодых, у стариков. Я пропускаю через себя и делаю выводы.

Конечно, этот спектакль из детства, одна их любимейших вещей. Но сейчас я смотрю на это совершенно другими глазами. Авторитет не давил, влиял, заставлял думать, делать выводы. Вообще находиться под чьей-то аурой очень опасно. К тому же, у нас режиссеры видели произведение по-своему.

Да, если есть что сказать, он скажет всегда. Зачастую мне кажется, он просто нас поддерживает. Особенно молодежь. Да, можно улететь, отлететь далеко, а горючее кончилось… С вышки виднее, как ты заходишь на посадку.

Я бы, конечно, с удовольствием послушал, что бы Ширвиндт сказал. Мэтр! Мнение зрителей тоже важно, реакция людей важна. Мои родные и близкие друзья, к их мнению прислушиваюсь.

Ну, разумеется, приходят. Папа на Волосах был, отреагировал вот так: «А, знаешь, я всё понял, мне всё понравилось». А папе в то время лет, наверное, под 70 было. Мама на концерт «Цветов» приходила. Вскочила и пошла танцевать к бровке. Жена, дочь, друзья тоже приходят, их мнение для меня ценно. Поклонники ли они? Когда в театр приходят свои, они всегда цветы несут - это понятно, это как бы и не подарок. А когда посторонние дарят, это другое. Я даже передаривал букеты нашим девчонкам, но мне однажды сказали: «Во-первых, люди подарили тебе, а ты выходишь из театра без цветов. Ну ладно, в гримерке оставил, а потом кто-то выходит с твоим букетом. А если это ребенок? Он-то свой букет знает. Каково ему? Получается такое неуважение». Так что все имеет значение. И отрицательная реакция тоже. Например, бывает, что люди вообще не хлопают. Ждешь, ждешь, а в конце вдруг они взрываются. А на другом спектакле аплодируют после каждой арии... Не знаю, что лучше.

В Москве мы дома, мы принимаем. Мы ждем и встречаем гостей. На гастролях мы в гостях. Там другая аура.

Конечно, привыкаешь к одному партнёру, хотя смена - хорошая школа. Бывает, чувствуешь, человек пустой, хочет себя показать и все. Для показа есть подиум, иди, одежду демонстрируй. А в театре другие задачи. Я уже давно заметил, что чем меньше ты выпендриваешься перед камерой или на сцене, тем красивее ты становишься. Это, кстати, и в жизни так. Посмотрите, насколько женщина прекрасна, когда она тебя не видит и просто что-то делает. Боже мой, это совершенно другой человек. Женщин-актрис ведь долго в театрах не было, правда? Это потому, что женщина уже родилась актрисой, зачем ей роли-то писать? И поэтому актриса должна обладать просто сумасшедшими силой и терпением, чтобы отказать себе в красоте. Хотя я не отрицаю красоту. Бывает, она или он просто красивые и все, им ничего не надо делать. Что делать уродам? Играть.

Я очень любил Сашку Прокуратова. Когда его не стало, я понял, что такое партнер. Подаешь ему мысль, она в него входит, и он ее тебе тут же пасует, будто выдыхает, а ты ее принимаешь. Это как игра в мяч, понимаете? Каждый должен чувствовать этот мяч и филигранно им владеть, ронять нельзя. Партнёры должны друг друга понимать, как экипаж танка. Вот я танкист. Ну и что толку, что я доеду до Берлина один? Ну и сиди в своем танке, как дурак. Нужны же и другие люди. Одному надо развернуть эту дуру, другому посчитать, куда выстрелить, третьему отдать приказ. Партнеры на сцене - это экипаж, можно с танком сравнить, можно с подводной лодкой. Хороший партнёр на сцене не сам по себе, а всегда с тобой. И такого человека нельзя подмять под себя своей игрой. Партнеры - это единый организм. Партнеры должны любить друг друга. Иногда говорят: «Почему они так органично смотрятся? Наверное, у них был роман в это время». Нет, не постель их объединяла, а внутренний мир. А бывает, люди терпеть друг друга не могут. И что,ты должен выйти на сцену и изображать следующее: «Ты меня прости, но плевать я на тебя хотел с высокой башни, но сейчас, ты уж потерпи, я буду играть к тебе почтение и любовь»? Нет, ты должен в себе это найти, какие-то остатки или наоборот то, чего в тебе никогда не было. И этому тоже учит актерская профессия.

Нет, у меня в это время свой спектакль. Хотя я здесь согласен со Стасом, если есть хоть какая-то возможность, хоть какие-то деньги, их надо потратить на то, чтобы что-то увидеть. Выставка, концерт, балет, еще что-то. Приятно, конечно, просто отдохнуть, пожариться на солнце, но если ты в Италии, ты же будешь идиотом, если не увидишь Колизей. Или быть в Египте и не увидеть пирамиды. И Акрополь тоже… Многие считают, что это новострой. Да, я знаю, что турки взорвали Парфенон в 19 веке, но камни-то лежат, может, те самые. Езжай на Бородинское поле, там ничего, одни кочки торчат, но ты все почувствуешь, там земля воет. Может это только для меня, не знаю.

Да, собственно говоря, нет времени на отдых. Во-первых, когда еду после спектакля - анализирую, что произвел. Мне ехать далеко, времени много. Когда еду на спектакль - анализирую, как сыграть! У меня пока не получается чисто технически выходить и играть. Не то, что мне надо сосредоточиться, успокоится, валерьянки выпить или водки – я не в том состоянии духа, чтобы искать себе какой-то стимул, какую-то подпитку, само по себе действо должно тебя завораживать.

Да, бывает. Вот собираюсь кораблики доделать, успокаивает. Раньше я даже миниатюрки рисовал под Федоскино, на одной из них несутся три тройки, в каждой по пять человек с гармошками, дома вокруг - и все это на диаметре в 5 см. То есть глаз пристрелян уже, как у Левши. Если у меня есть свободное время, я беру кисточки с краской, чтобы пальцами почувствовать, что ты это рисуешь. Можно это сделать на компьютере, но я хочу пальцами. Рисую в театре в обед, леплю дома, пока щи доходят.

Многие повлияли, одного кого-то нет, кто оказал бы самое мощное влияние. Я еще оставил место для новых впечатлений…

Все происходит само собой. Могу для красоты сказать, что хочу стать президентом Зимбабве или нарисовать какие-то шикарные картины. А на самом деле я придурок, я хочу, чтобы все люди жили в любви. Вот за это можно Богу заплатить большую цену. Но надо начинать с себя, это точно. «Кто ты такой, чтобы просить ЭТО»? - спросят меня там. Ведь это заслужить еще надо, чтобы просить подобные вещи. Да даже более мелкие, чтобы ребенок выздоровел или чтобы лошадка, сломавшая ногу, встала на свои четыре копыта. От внуков, наверное, не отказался бы. Хотя что с ними делать, представления не имею. Не смотря на то, что педагог. Педагог - это тот, кто учит людей жить, а выращивают их родители, семья. Какие роли сыграть? Да любые. Те, кто заканчивали театральные, музыкальные учебные заведения, которые знают сольфеджио, у которых консерватория, Щепкинское, Щукинское, они вам скажут, как правильно должен мечтать актер: сыграть Гамлета, Фигаро, Короля Лира…Хочется, чтобы не роль тебя прославила, а ты роль.

Нет, я как раз мечтатель, но эти мечты касаются каких-то проходящих вещей. Дьявол всегда начеку, и надо постоянно мечтать, чтобы у него ничего не получалось. А то слишком однобокое состояние мира было бы, если бы он победил. Вот это уже было бы скучно.

У актера большая задача. Актерская профессия учит людей терпению, преодолению сложностей, выносливости, часто физической. Я видел, как и в нашем театре люди работали и с травмой мениска работали, и исходя кровью, и сразу после вырезания желчного пузыря, и даже за несколько дней до смерти. Ты на виду, на спектакль пришло 20 человек или 200, не имеет значения - назвался груздем, полезай в кузов. Ты должен для каждого зрителя что-то сделать. Для каждого! Может и не получиться, тут зритель тоже должен попытаться тебя понять. Мне в школе говорили: «Олег Казимирович, Вы обязаны нас научить»! А я отвечал: «Конечно. Но только в том случае, если вы захотите научиться». То есть если мы будем с вами двигаться навстречу друг другу, тогда что-то и выйдет. Какая задача у актера? Развлекать людей. Заставлять их смеяться, плакать, не тогда, когда они хотят, а когда это надо тебе. Тем самым люди, наверное, учатся реагировать на ситуацию, которая не их. Сейчас по телевидению идет очень много фильмов и сериалов, но я их никогда не смотрю. Это слишком большое расточительство - смотреть такие фильмы, да простят меня все наши российские гении. Извините, я со старым-то справиться не могу. Массы вещей еще в жизни не видел. Вот, наверное, то, о чем я мечтаю: увидеть, потрогать, понюхать, услышать, почувствовать все то, чего не видел, не трогал, не нюхал, не слышал, не чувствовал. Вот это действительно мечта.

Видео с концера группы X-Rays (1995 год) можно посмотреть тут
Аудио записи группы X-Rays (тоже 1995 год) можно послушать тут
2 альбома группы Ide-Fix можно скачать тут
Группа Театра Стаса Намина в контакте - http://vk.com/tmidsn
Сайт Театра Музыки и Драмы Стаса Намина - http://www.stasnamintheatre.ru/