сентябрь 2020
«Я желаю себе мудрости»
Артист Московского
театра оперетты
Владислав Кирюхин
Артист Московского
театра оперетты
Владислав Кирюхин
Вопросы: Екатерина Чекунаева
Вёрстка: Катерина Вендилло
Вёрстка: Катерина Вендилло
сентябрь 2020
«Я желаю себе мудрости»
Артист Московского
театра оперетты
Владислав Кирюхин
Артист Московского
театра оперетты
Владислав Кирюхин
Вопросы: Екатерина Чекунаева
Вёрстка: Катерина Вендилло
Вёрстка: Катерина Вендилло
— Владислав, в одном из интервью Вы рассказывали, что окончили школу экстерном и сразу поступили на 2й курс ГИТИСа. Вы всегда так быстро принимаете решения?
Жизнь быстротечна, поэтому приходится действовать быстро, но разумно.
Да, действительно, была такая история, вдруг возникло предложение поступить сразу на второй курс ГИТИС, но я тогда еще учился в десятом классе, и пришлось быстренько экстерном закончить школу и поступить на второй курс.
А вообще в жизни я стараюсь думать, все взвесить, а потом уже принимать какое-то решение, но не всегда это получается.
А вообще в жизни я стараюсь думать, все взвесить, а потом уже принимать какое-то решение, но не всегда это получается.
— Какое Ваше лучшее воспоминание за время учебы?
Пожалуй, самые яркие и лучшие воспоминания — это когда мы оставались после мастерства актера в классе, всем курсом или частично, и собирали этюды на следующий день: придумывали их, решали какие-то творческие проблемы, их было много, они возникали часто.
Яркий момент: поездка в Вологду со спектаклем «Рыжики», это было здорово! Это первые в жизни гастроли, было очень интересно!
Вообще много таких ярких вспышек: например, сальто назад со стола. Когда это наконец получилось, это было просто прекрасно, здорово! Вообще вся учеба в ГИТИСе — это яркое воспоминание, пожалуй так. По окончании четвертого курса я еще и поступил в театр «Новая опера» — меня взяли, а впереди еще оставался пятый курс учебы!
Яркий момент: поездка в Вологду со спектаклем «Рыжики», это было здорово! Это первые в жизни гастроли, было очень интересно!
Вообще много таких ярких вспышек: например, сальто назад со стола. Когда это наконец получилось, это было просто прекрасно, здорово! Вообще вся учеба в ГИТИСе — это яркое воспоминание, пожалуй так. По окончании четвертого курса я еще и поступил в театр «Новая опера» — меня взяли, а впереди еще оставался пятый курс учебы!
— Чему Вы научились у Вашего наставника, А. А. Бармака?
Александр Александрович Бармак прививал с самого начала общие понятия: что такое театр, что такое сцена, как заходить на сцену, как выходить со сцены, как поворачиваться, и это впиталось, как говорится, «с молоком матери». У нас это уже на уровне крови (я за себя сейчас говорю — есть такие моменты технические, если режиссер не ставит именно такой поворот): к залу спиной никогда разворачиваться нельзя, со сцены последними всегда уходят глаза, как ходить по сцене, например, сцену пересекать нельзя, категорически, это запрещено во всех театрах! Нельзя пересекать сцену в диагональ, это опасно, мало ли что там может случиться или оторваться, сцену всегда, если мы не принимаем участия в спектакле, мы обходим.
Ну и естественно то, что касается актерского мастерства — база была фундаментальная! И я очень благодарен судьбе и Сан Санычу Бармаку, что он поверил в меня, взял на второй курс, и я надеюсь, что он об этом не жалеет. Но на самом деле осмысление всего пришло под конец пятого курса, на одном из прогонов нашего дипломного спектакля «Гамлет» в учебном театре ГИТИСа — я понял, что начался какой-то мой новый этап моей актерской жизни, второе дыхание. Я вдруг стал иначе понимать его слова, его требования, и это было очень приятное ощущение, но, к сожалению, это была наша последняя репетиция, мы сдавали спектакль и больше уже не играли.
Ну и естественно то, что касается актерского мастерства — база была фундаментальная! И я очень благодарен судьбе и Сан Санычу Бармаку, что он поверил в меня, взял на второй курс, и я надеюсь, что он об этом не жалеет. Но на самом деле осмысление всего пришло под конец пятого курса, на одном из прогонов нашего дипломного спектакля «Гамлет» в учебном театре ГИТИСа — я понял, что начался какой-то мой новый этап моей актерской жизни, второе дыхание. Я вдруг стал иначе понимать его слова, его требования, и это было очень приятное ощущение, но, к сожалению, это была наша последняя репетиция, мы сдавали спектакль и больше уже не играли.
— Вы работаете в театре «Московская оперетта» уже 15 лет и сыграли не один десяток ролей. Что из Вашего репертуара Вам наиболее близко?
Когда начинаешь работать над ролью, — это вообще такой интересный процесс для актера — ты заводишь знакомство с этим персонажем, пытаешься сдружиться с ним, сродниться, и в итоге вы должны стать одним целым. Близко — то есть, проще дается? Таких ролей, к сожалению, нет, все равно приходится работать на сопротивление, мне так удобнее, через сопротивление всегда интереснее, ведь идет работа, разбор роли.
Мне очень нравится роль Бошана! С точки зрения актера мне эта роль близка: и пластика, и подача, и прочтение.
Также есть роль, допустим, Юсова Акима Акимыча в «Доходном месте» — очень сложный был процесс, тяжелейший! Мы очень много спорили. Я добивался, чтобы принимали этот образ, каким я его видел. Мне до сих пор кажется, что он должен быть таким, каким я его доношу до зрителя.
Мне очень нравится роль Бошана! С точки зрения актера мне эта роль близка: и пластика, и подача, и прочтение.
Также есть роль, допустим, Юсова Акима Акимыча в «Доходном месте» — очень сложный был процесс, тяжелейший! Мы очень много спорили. Я добивался, чтобы принимали этот образ, каким я его видел. Мне до сих пор кажется, что он должен быть таким, каким я его доношу до зрителя.
Спектакль «Доходное место» (слева Аким Акимыч Юсов в исполнении Владислава, справа Аристарх Владимирыч Вышневский — Александр Голубев).
Человек в чёрном, возможно, сэр Уильям Шекспир «Ромео vs Джульетта ХХ лет спустя»
Василий Кузякин из спектакля «Любовь и голуби» — там столько всего было! Это очень интересно, когда ты начинаешь спорить с режиссером — но спорить здраво, не тупо, не самодурством заниматься, а именно искать правду! Ту святую правду, которая потом, в процессе постановки спектакля и рождения спектакля, пойдет на 100% успех.
И очень много было таких нюансов! Это хороший, здоровый рабочий процесс. И я за ТАКОЙ процесс — интересный!
Потом «Ромео vs Джульетта ХХ лет спустя» — роль Шекспира. Тоже не знали, как, в каком ключе. Это комедия? Кто он, паяц? Или он действительно Шекспир? Он человек или он выдумка, или дух? Много вопросов. Но в итоге получается, что единственный живой человек в спектакле — это Шекспир. Человек в черном, живой, настоящий, рассказывающий вам историю, а как могло бы быть, если бы...
Это очень интересный мир — мир актера!
И очень много было таких нюансов! Это хороший, здоровый рабочий процесс. И я за ТАКОЙ процесс — интересный!
Потом «Ромео vs Джульетта ХХ лет спустя» — роль Шекспира. Тоже не знали, как, в каком ключе. Это комедия? Кто он, паяц? Или он действительно Шекспир? Он человек или он выдумка, или дух? Много вопросов. Но в итоге получается, что единственный живой человек в спектакле — это Шекспир. Человек в черном, живой, настоящий, рассказывающий вам историю, а как могло бы быть, если бы...
Это очень интересный мир — мир актера!
Спектакль «Любовь и голуби».
— В чем плюсы и минусы профессии артиста?
Ох, какой сложный вопрос!
Ну, давайте о минусах... Мы мало времени имеем для общения с близкими, с детьми — это издержки профессии. Мы это восполняем летом или в какие-то промежутки, в перерывы, но мы всегда стараемся быть вместе, например, праздники всегда отмечаются в большом семейном кругу.
Ну а плюсы, плюшки нашей профессии — это, конечно же, общение. Каждый раз, выходя на сцену, мы общаемся с таким количеством людей — и со сцены мы общаемся и с вами, со зрителями. Это самое прекрасное, что может быть — происходит серьезный обмен энергией! Я не знаю, где такое можно еще найти, разве что в общении со своими детьми — дарить им любовь и видеть плоды своей любви в том, как они растут, радуются жизни, как они взрослеют. Пожалуй, это самый главный плюс нашей профессии.
Ну, давайте о минусах... Мы мало времени имеем для общения с близкими, с детьми — это издержки профессии. Мы это восполняем летом или в какие-то промежутки, в перерывы, но мы всегда стараемся быть вместе, например, праздники всегда отмечаются в большом семейном кругу.
Ну а плюсы, плюшки нашей профессии — это, конечно же, общение. Каждый раз, выходя на сцену, мы общаемся с таким количеством людей — и со сцены мы общаемся и с вами, со зрителями. Это самое прекрасное, что может быть — происходит серьезный обмен энергией! Я не знаю, где такое можно еще найти, разве что в общении со своими детьми — дарить им любовь и видеть плоды своей любви в том, как они растут, радуются жизни, как они взрослеют. Пожалуй, это самый главный плюс нашей профессии.
Выходя на сцену, забываешь, сколько тебе лет, что у тебя болит и т. д. Я до сих пор не знаю, как это работает, но оно работает!
— Вы упоминали о себе как о «синтетическом» артисте, что означает этот термин?
Это мое личное выражение, означает «универсальный», то есть артист, актер, который может работать и в жанре оперетты, и в жанре мюзикла, и в драмо-музыкальном направлении, и еще лично я поработал в опере — был солистом в «Новой Опере».
Есть люди, которые быстро переключаются в исполнительском, вокальном плане... А другим очень трудно перестроиться из академической манеры исполнения в эстрадную. Принцип извлечения звука — он такой же, но подача другая, другие нюансы, и в плане вокала, и в плане актерской игры.
Мюзикл, как правило, гораздо динамичнее, быстрее, это другая машинерия. Это все должно гореть, взрываться — буфф! буфф! — все быстро, молниеносно меняется! В оперетте все более спокойно, академично, а мюзикл — это экшн, динамика.
Есть хорошие артисты, великолепные певцы, но им трудно переключиться. Мне это дается немного легче: сегодня я работаю классику, а на следующий день я могу работать и мюзикл. И, допустим, в одной программе можно петь и классику, и кроссоверы, и мюзиклы, и эстраду — для меня нет проблемы в этом.
Есть люди, которые быстро переключаются в исполнительском, вокальном плане... А другим очень трудно перестроиться из академической манеры исполнения в эстрадную. Принцип извлечения звука — он такой же, но подача другая, другие нюансы, и в плане вокала, и в плане актерской игры.
Мюзикл, как правило, гораздо динамичнее, быстрее, это другая машинерия. Это все должно гореть, взрываться — буфф! буфф! — все быстро, молниеносно меняется! В оперетте все более спокойно, академично, а мюзикл — это экшн, динамика.
Есть хорошие артисты, великолепные певцы, но им трудно переключиться. Мне это дается немного легче: сегодня я работаю классику, а на следующий день я могу работать и мюзикл. И, допустим, в одной программе можно петь и классику, и кроссоверы, и мюзиклы, и эстраду — для меня нет проблемы в этом.
Синтетический или универсальный артист может работать и в жанре оперетты, и в жанре мюзикла, и в драмо-музыкальном направлении, и в опере, например.
— Как Вы думаете, существует ли сейчас в театре четкое деление на жанры?
В нашем театре есть четкое разграничение: оперетта и мюзикл.
И есть такой, скажем, поджанр — оперетто-мюзикл. Вот «Доходное место» — я не могу его назвать оперетто-мюзиклом, я бы назвал его все же драмо-музыкальным спектаклем, но как поджанр, чтобы мы не уходили далеко от направления нашего Театра оперетты, мы называем его оперетто-мюзикл, потому что это и не оперетта в чистом виде, и не стопроцентный мюзикл, хотя прекрасная музыка — драйвовая, хорошая — и спектакль великолепный и красивый!
Так что в нашем театре можно по факту выделить 3 жанра: оперетта, мюзикл и (поджанр) оперетто-мюзикл.
И есть такой, скажем, поджанр — оперетто-мюзикл. Вот «Доходное место» — я не могу его назвать оперетто-мюзиклом, я бы назвал его все же драмо-музыкальным спектаклем, но как поджанр, чтобы мы не уходили далеко от направления нашего Театра оперетты, мы называем его оперетто-мюзикл, потому что это и не оперетта в чистом виде, и не стопроцентный мюзикл, хотя прекрасная музыка — драйвовая, хорошая — и спектакль великолепный и красивый!
Так что в нашем театре можно по факту выделить 3 жанра: оперетта, мюзикл и (поджанр) оперетто-мюзикл.
— Ваши коллеги всегда с теплом отзываются о Вас и говорят, что Вы всегда можете прийти на помощь и заменить, например, заболевшего артиста? В чем секрет Вашей работоспособности? Сколько раз за 15 лет работы Вы сами брали больничный?
Ох, больничный я оформил один раз! Был прекрасный спектакль «Парижская жизнь» (режиссер Михаил Борисович Борисов), в главной роли народная артистка Лилия Яковлевна Амарфий, Петр Борисенко также был в главной роли, а я был на второй роли — слуга Жозеф.
И вот сцена приезда Метеллы, у меня был поставлен стремительный проход по диагонали через всю сцену к авансцене с криками: «Приехала! Метелла! Метелла приехала»! А машинерия спектакля была такова: наверху у нас ездил поезд, как падуга, от одной стороны сцены к другой, естественно, к нему была прикреплена дым-машина. И что-то там случилось, то ли провод оборвался, то ли пробка какая-то вылетела, но из дым-машины вытекла жидкость, какой-то масляный раствор. Ну и я, естественно, не вижу эту вытекшую дорожку, поскальзываюсь, лечу! У меня столько мыслей пролетело, ни одну не помню! Приземлился с хрустом на сцену, чуть в оркестровую яму не улетел, понимаю, что у меня звезды в глазах, я не могу подняться, мне больно адски, я вдохнуть не могу... Пытаюсь уползти за кулисы на мужскую сторону, а из этой кулисы вываливаются все: хор, балет, солисты — и все по мне! И им кричу: «Гады! Дайте уйти со сцены! Уползти»! Но никто меня не видит, затоптали меня! Доиграл я первый акт кое-как, мне нашли обувь, потому что ногу сразу же раздуло, и вот тогда мне пришлось взять больничный на неделю, чтобы расходиться по квартире, у меня был надрыв ахилла.
И еще однажды была проблема с коленом — на «Монте-Кристо» Саша Бабенко играл один в течение недели...
Ну а что касается работоспособности... Я не знаю, с чем связано то, что я могу взять и выйти, помочь другу в беде: если человек заболел, что теперь сделаешь, я здоров, пожалуйста. Просто есть работа и есть я — здоровый и готовый, вот и весь секрет.
И вот сцена приезда Метеллы, у меня был поставлен стремительный проход по диагонали через всю сцену к авансцене с криками: «Приехала! Метелла! Метелла приехала»! А машинерия спектакля была такова: наверху у нас ездил поезд, как падуга, от одной стороны сцены к другой, естественно, к нему была прикреплена дым-машина. И что-то там случилось, то ли провод оборвался, то ли пробка какая-то вылетела, но из дым-машины вытекла жидкость, какой-то масляный раствор. Ну и я, естественно, не вижу эту вытекшую дорожку, поскальзываюсь, лечу! У меня столько мыслей пролетело, ни одну не помню! Приземлился с хрустом на сцену, чуть в оркестровую яму не улетел, понимаю, что у меня звезды в глазах, я не могу подняться, мне больно адски, я вдохнуть не могу... Пытаюсь уползти за кулисы на мужскую сторону, а из этой кулисы вываливаются все: хор, балет, солисты — и все по мне! И им кричу: «Гады! Дайте уйти со сцены! Уползти»! Но никто меня не видит, затоптали меня! Доиграл я первый акт кое-как, мне нашли обувь, потому что ногу сразу же раздуло, и вот тогда мне пришлось взять больничный на неделю, чтобы расходиться по квартире, у меня был надрыв ахилла.
И еще однажды была проблема с коленом — на «Монте-Кристо» Саша Бабенко играл один в течение недели...
Ну а что касается работоспособности... Я не знаю, с чем связано то, что я могу взять и выйти, помочь другу в беде: если человек заболел, что теперь сделаешь, я здоров, пожалуйста. Просто есть работа и есть я — здоровый и готовый, вот и весь секрет.
— Не хотелось ли Вам построить карьеру на Западе?
Наверное, если бы я продолжал оперную карьеру, то да, имело бы смысл об этом задумываться, потому что мне это было бы интересно. А в другом жанре — думаю, нет... Может быть, предложений не было или мотивации... Но пока что, на данном этапе, мой ответ: «Нет, не хотелось бы строить карьеру на Западе».
— Если бы не творчество, какую профессию Вы бы хотели освоить?
Интересный вопрос... Знаете, когда я закончил первый год ГИТИСа, летом, на каникулах, я стоял на балконе и думал: «Зачем оно мне это все нужно? Для чего? Куда бы я мог пойти»? Я стоял, думал, прикидывал: то-се, пятое-десятое, юрист, бухгалтер, инженер — меня ничего не зацепило! Я не мог увидеть себя ни в чем другом. Пожалуй, это идеальный вариант для меня — вариант артиста! Другого не вижу.
— Бывает, что Вас «ловят на слабо»? На спор что-то приходилось делать?
Ой, нет, я это не люблю! Это детский сад. Я делаю свою работу, делаю ее хорошо, и есть много вариантов, куда вложить свою энергию, впихнуть свое самолюбие и какие-то амбиции.
— Когда можно ожидать Вашего возвращения на сцену после окончания карантина?
Для меня сезон в Театре оперетты начнётся 9 сентября.
— 30 августа у Вас был день рождения. Что Вы сами себе пожелали?
Я хотел бы себе пожелать оставаться таким же веселым, жизнерадостным, находить в людях добрые, светлые лучи жизни, поменьше встречаться с чем-то отрицательным, поменьше расстраиваться, и вообще видеть во всем что-то положительное — потому что не бывает ничего плохого просто так, это все великий опыт обучения, как хотите это, так и называйте...
В общем, я себе желаю мудрости.
Ещё, естественно, здоровья; здоровья моей семье; чтобы я их радовал как можно чаще; чтобы солнце и светлое небо над нами всегда оставались такими, чтобы мы радовались жизни, как за кулисами, так и на сцене. А еще благополучия — во всех моих начинаниях!
В общем, я себе желаю мудрости.
Ещё, естественно, здоровья; здоровья моей семье; чтобы я их радовал как можно чаще; чтобы солнце и светлое небо над нами всегда оставались такими, чтобы мы радовались жизни, как за кулисами, так и на сцене. А еще благополучия — во всех моих начинаниях!
Другие публикации, которые могут быть Вам интересны: