сентябрь 2020
Интервью с актером Александром Сударевым
Беседу вела Ксения Кузнецова
Вёрстка Катерины Вендилло
Вёрстка Катерины Вендилло
Александр Сударев, актер театра и кино, выпускник театрального института им. Б. Щукина, в 2019 году дебютировал в качестве режиссера-постановщика, выпустив спектакль «Сиротливый запад» на сцене театра Постскриптум.
Об учебе в Щуке, примерах для молодежи, плохих детских спектаклях, о том, что нельзя простить и многом другом в нашей беседе.
Об учебе в Щуке, примерах для молодежи, плохих детских спектаклях, о том, что нельзя простить и многом другом в нашей беседе.
— Александр, Вы выпускник ТИ им. Щукина. Поступление в Щуку было вашей мечтой? Или на тот момент не выбирали конкретный институт?
Не было какой-то принципиальной позиции, куда поступать. Мне кажется, как и у многих студентов: хоть бы куда-нибудь из пятерки театральных вузов попасть. Потому что сейчас такой огромный конкурс, что все остальное будет врать о человеке, если он скажет: «я поступил, но отказался, потому что хотел во МХАТ, в Щуку, но меня туда не взяли, я буду пробоваться на следующий год». Мне кажется, это все лукавство и вранье.
Конкретно цели не было, но Щука мне всегда нравилась. Я понимал, из того, что есть, мне это ближе по сердцу, чем остальное. Не поступил бы туда, позвали бы в другое место, наверное, пошел бы учиться.
Конкретно цели не было, но Щука мне всегда нравилась. Я понимал, из того, что есть, мне это ближе по сердцу, чем остальное. Не поступил бы туда, позвали бы в другое место, наверное, пошел бы учиться.
— При поступлении в театральный вуз у Вас уже были любимые спектакли и режиссеры, которые сформировали артистический вкус?
В этом плане я мало чего понимал, поэтому нет. Знаете, у меня до сих пор нет любимых режиссеров, которые «вот да, хочу к ним». Постановки есть каких-то театров, в которых мне хотелось бы принять участие, сыграть если не в этом театре, то в другом месте. Поставить или сыграть самому, если предложат роли. А если брать режиссеров, да нет у меня такого, потому что они все разные и какие-то другие. Пока я не нашел такого человека, на чьи предложения я бы вписывался и на все говорил «давай», хоть это будет полная фигня или очень маленькая роль. Такого человека пока нет, надеюсь, появится.
В кино, кстати, человек есть. Даже, наверное, уже три человека, которым я скажу в любой момент «да». Могу не читать сценарий, и сказать «да». Просто, наверное, это момент доверия режиссеру и понимания, что он не предложит тебе что-то плохое и что все равно это будет интересно.
В кино, кстати, человек есть. Даже, наверное, уже три человека, которым я скажу в любой момент «да». Могу не читать сценарий, и сказать «да». Просто, наверное, это момент доверия режиссеру и понимания, что он не предложит тебе что-то плохое и что все равно это будет интересно.
— Вы занимались пантомимой, изучали искусство жеста. Эти знания пригодились на практике во время учебы?
Я не занимался пантомимой, это видимо информация из Интернета. Не был
особенно подготовлен, в отличии других абитуриентов, которые поступили.
Навыки, которые я получил за год обучения в институте Культуры (прим. -
до поступления в Т.И. им. Б. Щукина), конечно, пригодились.
особенно подготовлен, в отличии других абитуриентов, которые поступили.
Навыки, которые я получил за год обучения в институте Культуры (прим. -
до поступления в Т.И. им. Б. Щукина), конечно, пригодились.
— Не хотели бы поставить, например, пластический спектакль?
Думаю, что это надо оставить профессионалам. Мне кажется, очень
неправильно, когда драматические актеры, тем более без режиссерского
образования скажут: ребята, ставим пластику. Буду честен, у меня не такая уж большая одаренность в плане хореографии и пластики, поэтому мне кажется, этим должны заниматься именно те, кто учится на хореографических факультетах и режиссерам хореографии. Они больше понимают, они больше владеют языком жеста, а не словом. Поэтому, им надо оставить эту отрасль, все-таки это их хлеб.
неправильно, когда драматические актеры, тем более без режиссерского
образования скажут: ребята, ставим пластику. Буду честен, у меня не такая уж большая одаренность в плане хореографии и пластики, поэтому мне кажется, этим должны заниматься именно те, кто учится на хореографических факультетах и режиссерам хореографии. Они больше понимают, они больше владеют языком жеста, а не словом. Поэтому, им надо оставить эту отрасль, все-таки это их хлеб.
— Ваш герой в сериале «Бонус» стал примером для молодежи, если хочешь чего-то достигнуть, нужно идти к своей цели. Чувствуете груз ответственности перед аудиторией?
А какой груз ответственности я за нее должен чувствовать? Идти и добиваться своей цели? Мне кажется, сейчас все так думают об этом. Просто показать, что это лишняя мотивация, что даже из глубинки можно чего-то достигнуть и вырваться. Я не вижу здесь просто груза и, соответственно, не вижу ответственности за это.
— Участие в этом проекте было для Вас, молодого и начинающего артиста, большой удачей. Посчастливилось работать с ярким и противоречивым режиссером Валерией Гай-Германикой. Как вспоминаете это время?
Если честно, вспоминаю с ужасом. Могу вспоминать только прекрасных людей, с которыми я подружился и с которыми общаюсь по сей день. Многие мне стали друзьями, многие стали потрясающими знакомыми, коллегами, с которыми я могу посоветоваться, попросить помощи.
— В какой-то промежуток времени Вы увлеклись рэпом. Это было вдохновение от работы в «Бонусе»?
Да, наверное. Когда ты варишься в этом четыре с половиной года, волей-
неволей думаешь, а может тоже попробовать? Я же вроде стихи пишу, а это тоже стихи, наложенные на музыку. Плюс ко всему у меня там появился замечательный знакомый, который тянул: давай это сделаем, давай то сделаем. Поэтому, да, наверное, вдохновение.
неволей думаешь, а может тоже попробовать? Я же вроде стихи пишу, а это тоже стихи, наложенные на музыку. Плюс ко всему у меня там появился замечательный знакомый, который тянул: давай это сделаем, давай то сделаем. Поэтому, да, наверное, вдохновение.
— Было время, когда и Вы покоряли Москву. Сейчас можете сказать, что Москва слезам не верит?
Мне кажется, я ее и сейчас покоряю. Потому что я ее не покорял. То, чем я
занимаюсь, пока что такие абсолютно крупицы. Сказать, что покорил - нет, еще далеко до этого. А то, что Москва слезам не верит – это факт. Либо она тебя задавит, либо ты ее задавишь, вот и все.
занимаюсь, пока что такие абсолютно крупицы. Сказать, что покорил - нет, еще далеко до этого. А то, что Москва слезам не верит – это факт. Либо она тебя задавит, либо ты ее задавишь, вот и все.
— Вы играете в спектакле «Остров сокровищ», который уже давно полюбился зрителем разных возрастов. Хотели бы сыграть в ещё одном детском спектакле?
Наверное, но дело в том, что я сейчас очень скептически смотрю на все детские спектакли, которые делают и, к сожалению, стало очень мало хороших. Прям мало-мало. Некоторые вещи, которые там преподносят нашим детям, рождают вопросы. После просмотра сидишь и думаешь: блин, они же это воспринимают и думают, что вот это так и должно быть. Ты же даешь им с ранних лет какое-то понятие, что есть хорошо, что есть плохо, прививаешь вкус. А бывает, такое показывают, что думаешь: ну жесть. Не знаю, если бы что-то было дельное, что-то интересное предложили, я понимал бы, что это того стоит, это смешно, весело и подарит эмоции, то да.
— Не менее интересная Ваша работа в спектакле «Дон Жуан». Вы играете роль Сганареля - совестливого молодого человека, покрывающего (и местами оправдывающего) поступки своего хозяина. Однако общество и небо его не прощают. А что, по-Вашему, можно простить мужчине и женщине? А что простить нельзя?
Мне кажется, простить можно все. Кроме, наверное, предательства. А так,
исходя из всех ситуаций, понять и простить можно все: и вранье, которое,
может быть, даже зачастую во благо. Главное, предательство прощать нельзя.
Это как-то низко, не знаю, как даже сказать, плохо это.
исходя из всех ситуаций, понять и простить можно все: и вранье, которое,
может быть, даже зачастую во благо. Главное, предательство прощать нельзя.
Это как-то низко, не знаю, как даже сказать, плохо это.
— На Ваш взгляд, творческим людям присущи черты Дон Жуана?
Конечно! Безусловно, это так.
— Обращаясь к пьесе МакДонаха «Сиротливый запад» в качестве режиссера-постановщика, Вы намеренно бросали вызов зрителю?
Я намеренно бросал вызов самому себе, а зрители уже были судьями, которые оценивали: да-да, нет-нет. Нет, мне кажется здесь нет вызова зрителю.
— Выбранная Вами пьеса, как и многие произведения автора, достаточно жесткие. Не каждый зритель готов смотреть на такую сторону жизни. Почему, на Ваш взгляд, стоит идти и смотреть спектакль?
Потому что то, что там происходит, очень актуально на сегодняшний день, и в этих четырех персонажах каждый может найти что-то свое. Два брата, которые дерутся за кровь, за родство, за веру. Есть священник, который проповедует. Есть девушка, у которой чистая любовь: то есть, то нет и непонятно, будет ли она. И все это собирается в один ком, который происходит в доме. Это и есть, грубо говоря, карта нашего мира.
Поэтому мне кажется, обязательно надо идти смотреть по причине того, что ты можешь найти что-то для себя. И потом выйти, и сказать: а вот так, оказывается, можно было по-другому сделать. Можно и мелкие обиды простить, и вспомнить про то, что ты действительно с кем-то в ссоре, позвонить и обсудить. Сесть за стол, закопав топоры вражды. Можно понять, что вера – она многогранная. Что любовь может быть к такому человеку, про которого все будут говорить «да нет, вы никогда не сойдетесь» и будут кидать в тебя упреки, камни, а ты будешь верить и любить, и в последствии все произойдет. Еще раз повторяюсь, эта такая вещь, где каждый найдет что-то свое.
Поэтому мне кажется, обязательно надо идти смотреть по причине того, что ты можешь найти что-то для себя. И потом выйти, и сказать: а вот так, оказывается, можно было по-другому сделать. Можно и мелкие обиды простить, и вспомнить про то, что ты действительно с кем-то в ссоре, позвонить и обсудить. Сесть за стол, закопав топоры вражды. Можно понять, что вера – она многогранная. Что любовь может быть к такому человеку, про которого все будут говорить «да нет, вы никогда не сойдетесь» и будут кидать в тебя упреки, камни, а ты будешь верить и любить, и в последствии все произойдет. Еще раз повторяюсь, эта такая вещь, где каждый найдет что-то свое.
— Тема спектакля в чём-то пересекается с историей сестёр Хачатурян: происходит отцеубийство. Причины разные, но убийцей и в то же время жертвой становятся дети. Можно ли оправдать преступление?
Мне кажется, нет. Но если мы говорим про данный случай, да. Мы берем
отцеубийство. Это сложная тема. Преступление – это преступление. Ты его совершил, ты отвечаешь либо перед людьми, либо перед богом, в любом
случае будешь отвечать. Если мы рассматриваем преступление, как насильник изнасиловал маленькую девочку, и папа пошел, взял и убил его, то, наверное, такое преступление можно оправдать. Но это все равно останется преступлением, поэтому там с нас все равно за это спросят.
отцеубийство. Это сложная тема. Преступление – это преступление. Ты его совершил, ты отвечаешь либо перед людьми, либо перед богом, в любом
случае будешь отвечать. Если мы рассматриваем преступление, как насильник изнасиловал маленькую девочку, и папа пошел, взял и убил его, то, наверное, такое преступление можно оправдать. Но это все равно останется преступлением, поэтому там с нас все равно за это спросят.
— У каждого поколения есть герой своего времени. Когда-то это был Владимир Высоцкий, Виктор Цой, Сергей Бодров. Как считаете, кто сейчас герой нашего времени?
Герои своего времени и сейчас существуют, и они те же самые. Я рад, что
молодежь знает, кто такой Цой, кем был Высоцкий, Бодров, и для них это действительно великие люди. Кто сейчас из нашего времени герой, я не знаю. Честно говоря, я не вижу таких. К моему большому сожалению, сейчас героями становятся такие личности, как Моргенштерн, и это, конечно, угнетает. Именно вот такой высоты, как Высоцкий, Цой и Бодров я даже не знаю, кто… Довлатов? Бродский? Но это опять же не сегодняшнего дня люди. А сегодняшнего – не знаю.
молодежь знает, кто такой Цой, кем был Высоцкий, Бодров, и для них это действительно великие люди. Кто сейчас из нашего времени герой, я не знаю. Честно говоря, я не вижу таких. К моему большому сожалению, сейчас героями становятся такие личности, как Моргенштерн, и это, конечно, угнетает. Именно вот такой высоты, как Высоцкий, Цой и Бодров я даже не знаю, кто… Довлатов? Бродский? Но это опять же не сегодняшнего дня люди. А сегодняшнего – не знаю.
Другие публикации, которые могут быть Вам интересны: